Золото манит нас! Сказал бы мне кто-то про рояль в кустах, я б ему… предложил посмотреть на труп за моей спиной, стыдливо прикрытый рогожкой. Все великие состояния начинались с преступления!
Вот только содержимое красивого сундучка – скорее плоский ящичка, если честно, – на состояние не тянет, как и на стартовый капитал. Вся это груда золотых монет – это много или мало[1]? Я не знаток стамбульских раскладов, цен на домики в кипарисовой роще, а также на виллы на местной Лазурке, как и на стоимость доли в прибыльном предприятии. Как основа для старта – возможно. При условии знания еще трех составляющих успешного бизнеса: ноу-хау, верного персонала и связей с местной администрацией и торгово-коммерческой элитой. Ноу-хау – такого добра в моей голове навалом, при должном напряжении извилин, но… Боюсь, мой здешний потолок – это палатка, торгующая импортным шнапсом или русским сахаром, применяя категории современного мне мира. Успешной до прихода местного шерифа по имени сераскир. И не стоит забывать про палки по пяткам.
Есть и новая проблема, знакомая всем, кому неожиданно привалило богатство, пусть криминального происхождения и не поддающееся оценке в тех же евро. Где прятать награбленное? Банков нет, ячеек в отеле придется подождать лет этак сто… Эх, трудно жить на свете «новому греку». Вот так всегда: не было печали, сами накачали.
Как местные решают такую проблему? Легко представить следующую ситуацию: приходит этакий всклокоченный персонаж, с побитой головой и в лохмотьях в подозрительных пятнах, к своему соотечественнику типа покойного Никоса и говорит: уважаемый, прими на сохранение сундучок с моим богатством. Вопрос задачи: сколько часов проживет данный грек, после передачи в цепкие лапки ушлого купца нежданно свалившегося богатства? Правильный ответ: до ближайшего перекрестка.
Остается прятать. То есть, как минимум, копать. Значит, от ханджара пока избавляться не стоит, тем более что нужная улика в виде пояса и ножен уже пристроена под телом Никоса.
Далее, вопрос: где, собственно, копать? Или расковырять нишу в древней стене, прикрыв ее затем удачно вывалившимся кирпичом? Или найти никому не известный подвал? Необитаемый остров, на худой конец, до которого еще нужно как-то добраться? Вот вопрос вопросов. Я здесь суток не прожил, и самое тупое, что может прийти в голову, – это использовать знакомые места, то есть лавку Никоса или окрестности его дома. Глупее не придумаешь, если нет желания отдаться в загребущие руки местного уголовного розыска.
— Думай голова – феску куплю, — сказал вслух с усмешкой.
Голова сразу испугалась и тут же родила креативчик, возникший из ассоциативной связи – ковры-килимы и тайные подземелья. Дело в том, что меня возили во время тура в Стамбул в ковровый магазин Наккаш, под которым находились древние византийские цистерны. Осталось вспомнить, какие укромные местечки под землей есть в центре Стамбула, а не за его пределами, открытые в ХХ веке?
Идеальным местом мог бы стать дворец Цистерны Базилика, которой я тоже посетил и в котором в 19 веке передвигались на лодках при свете факела, как нам рассказывал экскурсовод, сокрушаясь из-за падения уровня воды в современном Стамбуле. Дворец уже известен. Но туда добираться далеко и опасно с таким грузом, как у меня. И в утренних сумерках или в лучах восходящего солнца я со своим приметным ящиком в руках – даже на голове на восточный манер – точно покажусь или лакомой добычей для любителей легкой поживы, или упитанным «кабанчиком» для местных полицаев. Куда же податься? Что есть подходящего для моих планов в районе Гранд Базара, что скрывают его недра?
Я подтащил все три килима к окну, уселся, сложив ноги по-турецки, лениво глянул на россыпь тарелок и домашней утвари по соседству, тут же отказавшись от идеи искать там новый клад. Задумался, глядя на восход солнца в Стамбуле 19 века.
Зрелище было впечатляющим и символичным! За спиной труп, перед глазами стена из камней и палок, над которой восходит солнце, подсвечивая минареты, с которых уже давно раздавались гнусноватые крики муэдзинов. Истинный театр абсурда! Оставалось лишь посетить местный буфет из запасов Никоса, повинуясь зову плоти, чтобы нанести последний мазок на столь сюрреалистичную картину.
В деревянной коробке под плотной кожаной крышкой нашлась холодная баранина, в корзинке – горстка сухофруктов, а в бутылке – неплохое белое вино. Конечно, не «Завтрак на траве», скорее, «Пикник на обочине», но тоже неплохо. Стимулирует работу мозга.
В сухом остатке имеем все тот же незамысловатый вопрос: куда податься бедному греку с ящичком золота? Допустим, я смогу его примотать к телу, используя кучу тряпья Никоса, вываленную из ларя. Оставлять что-то себе из его одежды – столь же смертельно опасно, как и заявиться в его лавку распродавать килимы. Но использовать на коротком разбеге – почему бы и не да?
Но что же дальше?
Тут вспомнил еще одну картинку из будущего. Буквально в нескольких сотнях метрах в Капалы-Чарши стояли знаменитые древние бани Гедикпаша Хамами, словно утонувшие в яме под грузом веков. В этом храме чистоты, созданном велением султана и требованиями ислама, был бассейн – единственный в своем роде, помывочная гордость Османов. Следовательно, должны быть питающие источники, быть может, византийские цистерны, давно позабытые, но активно используемые.
Я сидел у окна, жевал баранину с сушеной вишней, потягивал вино прямо из бутылки – и просто офигевал. Чтобы почувствовать себя настолько живым, настолько благодарным восходящему солнцу, нужно, оказывается, умереть, пройти сквозь жестокость незнакомого мира, вкусить горечь предательства единоверцев и своей рукой уничтожить врага. Мне, буквально несколько дней назад бывшему простым менагером, жалующимся на скуку, было и сладко, и страшно. Я не узнавал себя, настолько всё это было для меня неожиданно возбуждающим.
[1] Косту, как и читателей, ждет сюрприз во второй книге, в которой он узнает, почем золотые монеты в Российской империи. В Османской же один пиастр стоил четверть франка. 40 франков стоили 9.84 руб. серебром.
Глава 4. Турецкие роскошества.
На задворках Гедикпаша Хамами было людно, несмотря на ранний час. Сновали носильщики с высокими корзинами, сгибаясь под тяжестью дров из Белградского леса, что в 20-ти километрах от столицы, и груза оливковых косточек, которые поставлялись из-под пресса маслодавилен и тоже шли в печи. Прачки тащили кипы свежих полотенец и накидок, водоносы – длинные высокие кувшины с узким горлом, банщики – мытые шайки, стопки медных чаш и деревянных башмаков. Никому не было дела до странного толстого турка, который не спеша пробирался вглубь банного корпуса, помахивая
