так сказать. Шанс даю!
- Как шанс?
- Единственный шанс! Не только выжить, но и, так сказать, проявить себя на поприще… и доказать… искупить…
- Искупить?
- Ну, это я широко и образно…
- Так а что мы должны будем делать?
- Ничего особенного. Вас откомандируют в лагерь, где вы будете, скажем так, вести идеологическую работу среди несознательных элементов. Работа в принципе не пыльная с реальной перспективой досрочного освобождения. Улавливаешь ход моих мыслей? Это я далеко не каждому такое предложение делаю! Потом ещё благодарить будешь! Хотя, не буду скрывать, это и тяжело, и опасно, но в то же самое время, ответственно… Тут понимать надо! Ну?
Я молчал.
Кум вздохнул.
- Угрюмый, думать особо не о чем. Пойми! Нет, поверь! Это шанс. Если откажешься, тебе придётся не сладко. А вдруг попадёшь туда, где верх держат воры? Сам понимаешь, что тебя ждёт там. В лучшем случае, быстрая смерть! Я подчёркиваю, в лучшем! Ну так как?
Я продолжал хранить молчание.
- Ну смотри… Тебя никто не принуждает. Желающих много. Сам понимаешь! Могу проводить отбор! Не поверишь, очень много желающих! Есть такие отпетые… То есть, идейные, рвутся в бой, так сказать…
- А Щуку можно тоже… с нами… И Дыбу… Если они захотят…
Я бы и за Пороха попросил… Но где он Порох?
- Щуку знаю… - сказал Прохоров и нахмурился. – Вообще-то в бригаде Алексеева опытные бойцы, большей частью разведчики… Но если ты ручаешься… А про Дыбу я мало чего знаю… Говорил тут… Мне кажется, в спецбригаде должны быть люди сообразительные… А он какой-то малость вроде того… Контуженный вроде, нет? А сам-то он захочет?
- Я поговорю с ним.
- Добро. Зачислим. Под твою ответственность, так сказать.
- Он не подведёт.
- Кто из них?
- Оба! Я за них ручаюсь!
- Вот уже учись! Ни за кого в наше время ручаться нельзя! И доверять никому нельзя! Странно мне, что такого рецидивиста как ты этому учить приходится.
- А мне на передовой пришлось учиться доверять товарищам.
- Ну, знаешь, сравнил тоже… Хотя, тут скоро может и погорячее будет, чем на передовой… Так, значит, согласен?
Конечно, я согласился. Да и Щука с Дыбой тоже согласились. Недолго думали. Потому что все мы хотели жить, даже ценой чужих жизней…
Я осуждений не страшусь! Я уже был не раз осужденным. Самим собой, в первую очередь!
…
Прохоров не обманул. Работа та и вправду была не пыльной, но весьма опасной и нервной.
О щекотливости наших заданий и говорить не стану. Правых и виноватых не было. Были мы и они. Всё!
Нас привозили в лагерь. Выделяли отдельный барак. Ночью в назначенное время команда из полтораста рыл разделялась на группы, и каждая группа отправлялась на заранее выбранный объект.
Особенно мне запомнилась первая наша операция. Я был в группе Алексеева. Мы взяли на себя БУР, куда накануне поместили самых авторитетных воров.
По условному сигналу нас пустили внутрь.
- Подымайтесь, воры, – сказал Алексеев. – Остальные для своего же блага сохраняйте спокойствие и горизонтальное положение.
- А вы кто такие будете, твари? – грубо спросил, чуть приподнявшись, какой-то бугай.
Алексеев резко махнул рукой. Бугай захрипел и, дёрнувшись всем телом, завалился на бок: финка вошла ему в горло по самую рукоятку.
- Запомните, – цедил сквозь зубы Алексеев. – Блатовать никто больше не будет. Повторяю: всем ворам подняться и выйти на середину.
Воры сгрудились в том месте, на которое указал Алексеев.
- Их только семеро, – шепнул я.
- Где ещё один?
Я громко повторил вопрос Алексеева:
- Где ещё один?
- Вон лежит с твоим пером в глотке, - ответили нам.
- Ясно. А где Кремень?
Алексеев прищурил глаза.
От воров отделился низкорослый, крепко сбитый старик.
- Тута я.
- Здравствуй, Кремень. В Бога всё ещё веришь?
- А ты всё ещё нет?
- Послушай, старик, – мягко сказал Алексеев, – я всегда тебя уважал… Ты учил меня жизни…
- Плохо, вижу, учил.
- Я не в обиде, Кремень. – Он выжидающе помолчал, затем тихо спросил. - Мойка есть?
- Есть, – старик
