были глупы. Они так и не узнали тебя. Человека, которым ты стал. Сильный, защищающий, заботливый. Их потеря.
Он вглядывается в мое лицо, его глаза чуть-чуть блестят в свете лампы, тем же желтым, что я видела в темноте три недели назад. Он смотрит глубоко в меня, затем переводит дыхание.
— Ты не лжешь, не так ли? — что-то мелькает на его лице. Облегчение?
Я смеюсь.
— Нет. Я не вру. Ты бы знал, если бы врала. Я худший лжец в мире.
Он кивает.
— Приятно слышать. Я не люблю, когда мне лгут.
— И если бы я собиралась солгать тебе, я бы использовала твое имя, — я смотрю ему в глаза, ожидая, поймет ли намек. — Которое я не знаю… — добавляю я, когда он смотрит на меня.
— Тулак.
— Тулак… — повторяю я. — Необычное имя.
Он кивает.
— Один старик назвал меня «тентотулак». Было темно, но, говоря это, он перекрестился на груди. Он отделился от своей туристической группы, и я спас его от горного льва. Все, что он увидел, было детским существом в лесу. Кажется, мне было двенадцать. Это было первое имя, которое, как я помню, мне дали.
— Мне жаль. Мир был жесток к тебе. Что… — я не знаю, задавать ли вопрос.
— Скажи это, — рычит он, словно в ответ, и я киваю.
— Что мы собираемся делать с Дэниелом, Тревором, моими родителями и…
— Я убью Тревора Балаура, — говорит он как ни в чем не бывало. — Похоже, он — краеугольный камень во всем этом.
— Нет, — я сглатываю. Он явно не привык к таким вещам. — Это не совсем то, как я решаю проблемы.
— Все в порядке. Тебе не обязательно быть там.
— Нет, я не это имею в виду. Тревор… он отец одного из моих лучших друзей. Я не хочу его смерти. Я все равно ненавижу насилие. Может, ты с ним поговоришь? Он может тебя послушать, — я колеблюсь. — Хотя, я думаю, даже тогда он, вероятно, все еще будет держать моего отца в долгу. Я люблю своего отца, даже если он был готов продать меня.
— Тогда все решено. Я убью Балаура. Нет Балаура, нет долгов.
Я кладу голову ему на грудь, пытаясь все обдумать.
— Нет, Тулак. Я не хочу его смерти. Мне нужно поговорить с Дэниелом. Если он расскажет своему отцу несколько правд, я думаю, что все это…
— Тогда я заплачу долг, — говорит он. — Сколько?
Я провожу пальцами над его сердцем в темноте и качаю головой.
— Спасибо, но я не могу просить тебя об этом.
— Сколько, принцесса?
Мое сердце трепещет. Я люблю, когда он меня так называет.
— Не имею представления. Много, я уверена, — я оглядываю скудное окружение. Я даже не уверена, владеет ли он этим местом или незаконно проник. — Больше, чем мой отец мог заплатить, иначе он не сделал бы ничего из этого.
— Нет проблем. Я заплачу.
— Нет.
— Да. У Пакта есть деньги. Они продолжают говорить мне, что доля принадлежит мне. Я использую свою долю, чтобы заплатить долг твоего отца. Никаких убийств, как ты говоришь. Но я исправлю это для тебя. Ты ни за кого не выйдешь. Я не позволю.
— Ну, во всяком случае, не за Дэниела, — говорю я, прежде чем успеваю остановить слова, вылетающие из моего рта.
И в наступившей тишине у моего мозга есть время обработать эту мысль. Почему-то мне кажется, что мы с Тулаком уже больше, чем просто интрижка. Он больше, чем просто первый мужчина, который дал мне оргазм. Он единственный мужчина, который может довести меня до оргазма. Он единственный мужчина, которого я когда-либо захочу или в котором буду нуждаться. Как бы ни было тяжело все это, это кажется правильным.
— Я не могу представить, что когда-либо буду с кем-то, кроме тебя, — шепчу я. — Как это возможно? Я знаю тебя, по-настоящему знаю тебя, всего несколько часов.
Он целует меня в макушку.
— Мы пара.
Я смеюсь.
— Никто не использует слово «спариваться» (прим. пер. — героиня не так расслышала слово, из-за чего поняла, как слово «спаривание», а не «пара»).
— Нет. Пара. Привязаны друг к другу. Суждено быть вместе.
Я смотрю ему в лицо. Его красивое, странное лицо. И я улыбаюсь.
— Я не верю в судьбу. Но я верю в оплату своих долгов.
— Что ты имеешь в виду…? — его глаза расширяются, когда я улыбаюсь и опускаюсь на колени. — Что ты делаешь, принцесса?
Что я делаю?
Я даже сама не уверена. Все, что я знаю, это то, что это кажется правильным. Мое тело гудит в ответ на все грязные мысли, витающие в моей голове.
— Мой отец собирался продать меня, чтобы расплатиться с долгами. Поскольку ты платишь его долги, теперь я твоя, — я облизываю губы, мое сердце грохочет. Делать это с ним в лучшем случае кажется грязным. Я провожу пальцами по своим спутанным волосам, все еще влажным от дождевой воды, и тяну их вверх, кладя в его руку. — Ты же хочешь, чтобы твои деньги стоили того, — говорю я ему.
— Черт… Рая… Пожалуйста, не надо…
Я хмурюсь, дуясь, как будто он забрал мою любимую игрушку.
— Но я хочу. Ты же не заставишь меня остановиться?
— Нет, я… — его пальцы разжались, и я протянула руку, возвращая свои спутанные густые волосы обратно в его хватку, передавая ему контроль. Моему господину и хозяину.
— Что тебе нравится? — спрашиваю я, облизывая губы, мое тело гудит, когда я расстегиваю пуговицу на его джинсах неуклюжими пальцами, когда его эрекция напрягается, мешая мне расстегнуть ее.
Я оттягиваю их достаточно, чтобы вытащить его твердый член из боксеров.
Матерь божья.
Моя наглость уступает место нервозности, когда я вижу его размер. Что навело меня на мысль, что я могла бы сделать это, никогда не делая этого раньше? Я понятия не имею, как сделать это сексуальным. Я нащупала его. Что теперь?
— Не знаю, — говорит он, глядя на меня сверху вниз, пока я обхватываю основание рукой.
— Ты не знаешь? — я прищуриваюсь одним глазом. Этот неуклюжий мускулистый мужчина не знает, что ему нравится?
— Я никогда не делал ничего подобного раньше.
— Ты дразнишь меня?
Он качает головой.
— Мы пара. Суждены друг другу. Мужчина-волвен не может…
Он стискивает зубы, когда я провожу большим пальцем по нижней стороне его члена, чувствуя каждый кусочек неровностей затвердевшей плоти. Его дыхание похоже на свист, а глаза закатываются. Мое сердце колотится в груди. От его реакции на мои прикосновения у меня скручивает желудок. Я хочу сделать это так же сильно, как хочу, чтобы
