В день приезда, прямо с утра, Сергей отвел ее на площадь. Вместе они поднялись с санками по ступенькам на горку. Наверху Надя повернулась к брату.
— Сережа, давай я спущусь одна. А ты смотри сверху.
Но Сергей был непреклонен.
— Еще чего! Я не хочу смотреть, как ты будешь ломать себе шею. Ты что, спятила? Это же опасно!
— Я уже не маленькая, — твердо возразила Надя и покраснела, заметив улыбки стоящих рядом взрослых.
— Вообще-то, она права!
Голос раздался сзади. Надя быстро повернулась и увидела крепкого улыбающегося юношу, который хлопнул брата по плечу. Сергей просиял.
— Вадька, ты? Откуда ты взялся? Вот здорово!
Молодые люди пожали друг другу руки, потом Сергей повернулся к Наде:
— Это мой друг по университету, Вадим Разумов. Он учится на юридическом. А это моя сестренка Надя.
Важно пожав Надину руку в варежке, Вадим повернулся к Сергею.
— Ну так что, Сережка, разрешишь ей спуститься самой? Она выглядит совсем взрослой.
Тот заколебался.
— Надя, что же ты мне раньше не сказала, что хочешь спуститься сама? Я бы свои санки захватил. Поехал бы за тобой на всякий случай.
— Если тебе так будет спокойнее, можешь взять мои, — вызвался Вадим. — А я спущусь после. Или еще лучше — давай спустимся вместе!
Не дожидаясь ответа Сергея, Надя уселась на свои санки, но брат остановил ее.
— Когда едешь вниз сама, лучше лежать на животе. Так удобнее и безопаснее — если кто-нибудь в тебя врежется, меньше падать придется.
Не сказав ни слова, Надя легла на санки, и ее вытолкнули на спуск. Она понеслась вниз с такой скоростью, что даже зажмурилась на секунду от страха. Примерно посередине спуск делался не таким крутым и постепенно переходил в длинную ледовую дорожку. Открыв глаза, Надя обрадовалась успеху и повернулась, чтобы посмотреть назад. Это было ошибкой. Санки все еще скользили с большой скоростью, но ее движение этому помешало, и в следующий миг Надя перевернулась. Она так на себя разозлилась, что чуть не расплакалась. Друг брата решит, что она глупый ребенок.
— Ты цела, Надя?
Над ней нависло встревоженное лицо Сергея. Решив, что они не должны увидеть ее слез, она молча сглотнула и кивнула головой.
— Тут перевернуться не страшно, а вон там, — Вадим указал на вершину горки, — это была бы другая история. — Он улыбнулся. — Но с самой сложной частью ты справилась на отлично. Санки просто немного наклонились, когда ты повернулась, вот и все.
Вадим не стал насмехаться над ней, и Надя посмотрела на него с благодарностью. Светло-карие глаза парня блеснули, и она тотчас забыла о своем позорном падении. Какой добрый, приятный человек!
После того дня она не видела Вадима много лет, но теплое чувство сохранилось в ее сердце.
Училась Надя хорошо, однако благодарить за это стоило не врожденные способности, а прилежание и упорство. Она была мечтателем. Свободное время Надя часто проводила за сборниками стихотворений и даже сама пробовала сочинять. Длительных дружеских отношений с одногодками она не заводила, предпочитая ветрености одноклассниц постоянство брата. С ним она могла делиться тем, что никогда не стала бы рассказывать матери.
Анна не любила говорить о себе, и Надя не расспрашивала мать о ее молодости. Ей было известно, что та жила с княгиней Алиной во дворце Персиянцевых, пока не вышла замуж за ее отца, но Надя не видела ничего странного в том, что мать редко навещает княгиню и не посещает дворцовые балы. Она просто не могла представить свою усталую, стареющую мать плавно движущейся в танце. Нет, такое совершенно невозможно! Поэтому Надя не встречалась с княгиней Алиной и не бывала во дворце Персиянцева.
Вечером 25 января 1912 года, когда Наде исполнилось шестнадцать лет, в ее жизни случилось знаменательное событие. Отец был вызван к графу Персиянцеву и впервые взял ее с собой.
Это был Татьянин день, когда по всей стране устраиваются праздники в честь Татьян[5]. Когда пришел вызов из дворца, дома были только Антон Степанович и Надя. Анна ушла к соседям, а Сергей веселился на студенческом балу.
Взяв свой медицинский чемоданчик, Антон Степанович посмотрел на дочь, уютно примостившуюся на диване с книжкой. «Как быстро она превратилась в настоящую красавицу, — подумал он с любовью. — Какая фигурка, а какие глаза!»
Он остановился.
— Пойдешь со мной, Наденька? — сказал отец, улыбаясь. — Ты ведь хотела увидеть дворец Персиянцевых.
Надя убрала за ухо тяжелую прядь темно-каштановых волос. Глаза ее засияли.
— Конечно, папа!
— Хорошо. Ночь сейчас светлая, и я с удовольствием с тобой прогуляюсь. Идем, дочка, книги оставь на потом. Оденься потеплее. Я подожду.
На улице было очень холодно, на черном небе бледно светила луна. Но даже зимней ночью Надя любила свой город, эту Северную Венецию с ее ста одним островом, мостами и лабиринтом каналов, соединяющих могучую Неву с притоками, Мойкой и Фонтанкой. Ее романтическое восприятие Санкт-Петербурга являлось причиной одного из немногих разногласий с братом, ибо Сергей относился к своему родному городу иначе. «Что красивого в этой Мойке? — однажды спросил он. — Сейчас ее называют не Мойка, а Помойка».
Однако Надя не разделяла его мнения, особенно в такую праздничную ночь, как эта. У нее над головой на золотом куполе Исаакиевского собора отражалось серебряное свечение луны. Говорят, что на сооружение этого собора ушло четыреста килограммов золота. Надя посмотрела на величественное строение, как бы возвышающееся над повседневностью и вспомнила рассказ брата о том, что за время работ по золочению его купола шестьдесят человек умерли в мучениях, отравившись испарениями ртути. И снова она подумала о том, насколько разделены миры богатых и бедных.
Погруженная в эти мысли, Надя не заметила приближающуюся тройку. Антон Степанович схватил ее за руку и рванул на себя.
— Осторожно, Надя!
Мимо них промчалась блестящая крашеная повозка, запряженная вороными лошадьми. Провожая ее взглядом, Надя заметила сидящих в ней офицера в форме Преображенского полка Его Величества и женщину в собольей шубе и прозрачной шали, под которой сверкала диадема.
— Хватит ворон ловить, Надя! Смотри под ноги, ты только что чуть в сугроб не провалилась. О чем ты так задумалась?
— Папа, а царь знает, как живут простые рабочие люди? Я подумала — он когда-нибудь видел настоящие лачуги или там, где он проезжает, строят бутафорские деревни, какие Потемкин якобы делал для Екатерины Великой?
Несколько секунд Антон Степанович молчал. Потом покачал головой.
