Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
по интерьеру просторного жилища, деньги в семье Неклюдова водились. И немалые.
Старцев вздохнул:
– Возможно, ты прав.
Однако опытный Егоров не поддержал пессимизма товарищей.
– Заметьте, этот преступник тоже любит каленые семечки, – указал он на валявшуюся тут и там шелуху.
– Вот и первая зацепка, – усмехнулся Иван. – Что ж, братцы-товарищи, давайте займемся работой. Саня, пригласи двух понятых…
* * *
Примерно через час в квартире убитого Неклюдова появились его супруга Марта Павловна со старшей дочерью Софьей. Обе уже знали о смерти Никиты Захаровича и поэтому были в темных траурных одеждах и с красными заплаканными глазами. Севшим голосом супруга спросила, как умер Никита Захарович и где она может с ним попрощаться. Старцев коротко обмолвился о грабителях, назвал адрес морга. Затем Василий Егоров приступил к допросу.
Женщины приехали из дачного поселка весьма кстати. Сыщики успели осмотреть квартиру, ознакомиться с обстановкой и понять, что помимо хозяина интересовало убийц. Однако никто из оперативников не знал, что конкретно пропало из многочисленных комодов, сервантов и шкафов.
– Здесь хранились некоторые драгоценности, – вдова подошла к комоду в спальне и кивнула на выдвинутый ящик.
– Что именно здесь лежало? – заинтересовался Старцев.
– В этом футляре я хранила золотой браслет, – показала она на пустую длинную коробочку, покрытую бордовым бархатом. – В пяти маленьких коробочках – серьги и кольца. И еще здесь под бельем лежала шкатулка средних размеров.
– Что было в ней?
– Тоже украшения, но старые, оставшиеся от бабушки и мамы. Кулоны на золотых цепочках, две броши, золотой и два серебряных крестика, кольца… И сама шкатулка была из серебра с чернением.
– Она тоже пропала?
– Увы. Со всем содержимым…
Помимо золотых украшений супруги и взрослой дочери из квартиры исчезли деньги, лежавшие в ящике приземистой тумбочки из ореха.
– Точно не знаю. Что-то около пяти тысяч, – уклончиво сообщила Марта Павловна.
Иван переглянулся с Егоровым. Тот незаметно кивнул, также заподозрив даму во лжи. Она явно занизила цифру, хотя и пять тысяч были очень солидной суммой.
Оставшись наедине с товарищами, Егоров негромко проворчал:
– Правша хранит деньги в левом внутреннем кармане пиджака, левша – в правом. И только тот, кто развивает оба полушария своего мозга, хранит деньги в отделении Госбанка…
Обыск заканчивался. Версия Бойко с каждой минутой выглядела все более очевидной: налет на квартиру Неклюдова преступники совершили ради наживы. Но мнение сыщиков переменилось, когда собравший все имевшиеся в квартире ключи Егоров снова обратился к вдове:
– Марта Павловна, не могли бы вы взглянуть на эти связки, все ли ключи на месте?
Сидевшая на диване женщина отвлеклась от грустных воспоминаний, вздохнула, собралась с мыслями и несколько раз внимательно осмотрела три связки ключей.
– Это запасной комплект дачных ключей. Он в полном порядке, – отложила она в сторону первую связку. – Это ключи от старых замков – не знаю, зачем Никита Захарович их хранил.
– Поясните, пожалуйста, от каких именно старых замков? – попросил Василий.
– От старой квартиры, в которой мы жили до переезда сюда. Два ключа от входной двери, ключ от сарая и от подвала…
– Ясно. А последняя связка?
На глазах Марты Павловны снова выступили слезы.
– Это рабочий комплект ключей мужа, – прошептала она. – Но сейчас в связке только ключи от квартиры и от подвала. Не хватает трех или четырех ключей.
– Случайно не от рабочего кабинета?
– Да, от него. И еще от рабочих сейфов…
Глава шестая
Москва, 2-й Астрадамский тупик
1940 год – сентябрь 1945 года
С малых лет сестры Екатерина и Дарья держались вместе. Мама Акулина была мягкой, покладистой, доброй женщиной, дочерей воспитывала правильно: в строгости, но в любви и заботе. Любимицы не было: и к Кате, и к Даше, несмотря на пропасть в развитии, она относилась с одинаковой теплотой. Обновки покупались редко, но обязательно обеим.
Обстирывая соседей и ближайшую больничку, мама подкапливала деньги и раз в год на день рождения близняшек устраивала праздник: накрывала хороший стол с пирогом и обязательной вазочкой любимого сливового варенья, дарила девочкам подарки.
С нетерпением ждал торжества и папаша. Но не для того, чтобы порадовать дочерей подарком, а чтобы получить от супруги праздничную порцию вина.
Дарья настолько отставала в развитии от сверстников, что постепенно за ней закрепилось прозвище Дурочка. Хуже всего было то, что на почве нервных расстройств или потрясений у Дарьи случались истерические приступы. В такие неприятные моменты она могла долго плакать, биться в истерике, кричать. Могла разбить посуду или наброситься на отца, потому как тот в основном и являлся главной причиной ее расстройств и потрясений.
Дурочкой ее называли дети и взрослые со всей округи: с Астрадамских тупиков и проездов, с Соломенной Сторожки, со Старого шоссе. Катерина вскипала возмущением, защищала сестру, спорила до хрипоты, да разве ж в одиночку могла она совладать с «общественным мнением»?
Мама всегда была в заботах, чем-то занята и не принимала участия в стычках. «Не обращайте внимания, девочки. В жизни завсегда худого больше, чем хорошего, – отвечала она на справедливое возмущение дочерей. – Главное – ладить между собой и держаться вместе. А злых людей сторонитесь. Ищите добрых…»
Когда выпадал свободный день, мама спешила с Дарьей к докторам. В каких только больницах они не побывали, к каким только специалистам не обращались! Совещаясь между собой, врачи упоминали «болезнь Брике» или «гиперкинетический синдром». Они давали заумные советы, иногда намекали на некую возможность. Однако денег на ту «возможность», равно как и на серьезное лечение, в бедной семье не было.
Когда мамы не стало, Екатерина с Дарьей вдруг почувствовали себя сиротами, ведь папаша уже тогда пристрастился к алкоголю и воспитанием дочерей не занимался. Ежедневно с самого утра он был одержим единственной целью – где бы разжиться стаканчиком вина или кружкой пива на опохмелку. В течение дня цель не менялась, и к вечеру Семен превращался в животное.
В редкие трезвые дни он стонал, лежа на продавленном диване, потому что прихватывало сердце или не давала покоя увеличенная печень. Стоило же боли отпустить, как он обувал свои обрезанные валенки, в которых ходил круглый год, и шаркал в них к ближайшему магазину…
Мама при жизни кое-как удерживала мужа от беспробудного пьянства. Без нее он «отпустил вожжи» и пил ежедневно.
Сразу после похорон Акулины в гости пожаловала ее сестра Евдокия с мужем, уважаемым мастером железнодорожного депо. Они попросили Семена продать им старый, но добротный дом, давали хорошую цену. При этом родню за порог не выставляли – предлагали жить совместно. Но Семен отчего-то взбеленился: нет, и все тут! Видно, посчитал,
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
