числе главарь шайки налетчиков, бывший поручик Алексеев, шантажисты и вымогатели Смирнов и Строгов, выдававшие себя за сотрудников ВЧК и грабившие посетителей петроградских ресторанов[55].
Помимо внесудебных полномочий Коллегии ВЧК на местах существовали чрезвычайные «тройки», которые также выносили внесудебные решения. В органах ВЧК первая тройка появилась весной 1918 г. в составе В.А. Александровича, Ф.Э. Дзержинского и Я.Х. Петерса. Приговоры тройки о высшей мере наказания должны были приниматься единогласно. По существу, решение о создании троек не вносило ничего нового во внесудебный процесс. Ведь на коллегиях губЧК при проведении внесудебных заседаний, как правило, присутствовало не более трех человек.
Как видим, ВЧК впервые получила право на внесудебные репрессии. Это был самый острый вопрос в карательной политике органов безопасности Советской России в годы Гражданской войны и после нее, во время взаимного уничтожения противников в кровавом единоборстве на поле боя и в тылу. Данная мера применялась не только против лиц, принадлежавших к членам политических партий или организаций, но и в превентивном порядке к тем, кто, по мнению руководителей разных советов, директорий, военных диктатур, мог взяться за оружие или оказывать помощь врагу.
Согласимся с профессором И.И Карпецом и П.И. Любинским. Карпец пишет: «Известно, что формы, методы, средства борьбы с преступностью различны в разных социально-политических системах, различны и взгляды на эти средства – даже в рамках одной и той же системы. Отношение к смертной казни как мере наказания есть в то же время показатель уровня социального и культурного развития общества. Чем оно менее культурно, чем примитивнее взгляды его членов на жизнь и предназначение человека, тем грубее и примитивнее формы «воспитания» его членов, тем безразличнее отношение к человеку и его жизни»[56]. Любинский идет дальше: «Применение казней – это демонстрация силы в руках фактически слабой государственной власти. Если правительство признает, что оно не может предупредить преступность иными средствами, кроме казней, то этим оно указывает, что потеряло всякое руководящее значение в народной жизни, что силы, творящие правопорядок и двигающие развитие государства, не оказывают ему достаточной поддержки»[57].
К тому же «реалии смертной казни таковы, что часто не характер преступления, а национальная или социальная принадлежность, финансовое положение или политические взгляды обвиняемого играют решающую роль при решении вопроса, обречь его на смерть или даровать жизнь. Смертный приговор выносится непропорционально часто в отношении неимущих, беззащитных и обездоленных, а также в отношении тех, кого репрессивные правительства считают целесообразным уничтожить»[58].
За двести лет, что прожили с Петра
При добродушьи русского народа,
При сказочном терпеньи мужика, —
Никто не делал более кровавой
И страшной революции, чем мы[59].
На вопрос о причинах братоубийственной войны историки давно дали ответ. Отметим лишь, что в то драматическое время ни большевики, ни белогвардейцы, ни меньшевики, ни эсеры не желали идти на какие-либо компромиссы. «Родившийся в Февральской революции как стихийный самосуд революционной толпы рабочих, солдат и матросов», красный террор, по мнению А.И. Степанова, «трансформировался в строго централизованную, целенаправленную и весьма эффективную систему наблюдения, фильтрации, устранения, подавления и уничтожения всех потенциальных, скрытых и явных противников большевистского режима»[60].
Как видим, в условиях бескомпромиссной классовой борьбы большое значение имели вопросы, связанные с применением насилия, введением чрезвычайных мер. Известный немецкий философ Г.В.Ф. Гегель в «Философии права» признавал карательную деятельность государства как выражение силы и разума[61]. Именно в сочетании этих двух понятий: сила и разум, но в политике в годы Гражданской войны и после нее все же мало полагались на разум.
Миллионы граждан в полной мере впитали в себя и несли впоследствии многие годы военную психологию и убеждение в необходимости решать все актуальные вопросы жизни силой оружия. Цена человеческой жизни упала до минимума. Конечно, в идеале государство должно было обеспечивать защиту интересов всех законопослушных граждан, всех социальных слоев или подавляющего большинства населения. И они вынуждены широко использовать меры, в том числе и подавление политических противников, ограничивать их в правах, применять другие, в том числе и насильственные меры – от принуждения до физического уничтожения.
Сам факт использования крайних возможностей государственной машины оказывал серьезное эмоциональное воздействие на каждого человека и заставлял его приспосабливаться к власти. Еще В.О. Ключевский писал, что «личность и общество – две силы, не только взаимодействующие, но борющиеся друг с другом, это хорошо известно; известно также, что движение человеческой жизни становится возможным благодаря только взаимным уступкам, какие делают эти силы»[62]. Но дело в том, что представители противоборствующих сторон не были настроены на диалог. Для достижения своих целей они были готовы идти до конца. Объясняя применение высшей меры наказания советской властью в годы Гражданской войны, Дзержинский говорил: «…Когда мы подходим к врагу, чтобы его убить, мы убиваем его вовсе не потому, что он злой человек, а потому, что мы пользуемся орудием террора, чтобы сделать страх для других»[63].
Логика классовой борьбы вела к тому, что жестокость одной стороны порождала жестокость другой, и наоборот. Классовая борьба в России началась не в 1917 г. Задолго до этого поэт Ю.М. Лермонтов предвидел её трагический исход:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь.
И пищей многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон[64].
Нарастание противостояния сторон, которое вело к крайним формам борьбы, шло с конца ХIХ в. С одной стороны, народ, доведенный до отчаяния, от экономических стачек перешел к вооруженному восстанию, с другой – царское правительство вводило военное положение, военно-полевые суды, применяло массовые расстрелы, провоцировало черносотенные погромы и др. Понятие белого и красного террора впервые появилось во время Великой французской буржуазной революции.
Классовая характеристика террора возникла в 1918 г. для обозначения и оправдания действий сторон. Террор в России был порожден Гражданской войной, которая началась как борьба демократической и тоталитарной альтернатив развития общества, но вскоре за несостоятельностью первой переросла в противостояние военных режимов. Война велась вне правовых норм. Каждый сражавшийся рассматривал своего противника как предателя родины и нации. Красные расстреливали гораздо больше белых, в том числе и крестьян, но в отличие от своих противников заложников почти никогда не вешали, никогда не пороли, дабы не пробуждать у народа память о барских временах, когда крепостных секли на конюшне, и о совсем недавних
