Я хотела было разразиться своим презрительным «ха-ха-ха», но Освальд поддержал мамину шуточку. Интересно — это я слишком остро реагирую, или все-таки Конраду и Эвелине недостает умения общаться, которым обладают мои друзья с ранчо?
Дорога сузилась, и я оказалась позади Освальда и его родителей. Воздух, который становился все теплее, пахнул ароматом шуршавшей под ногами листвы, землей и ручьем. Мы остановились возле лежавшего под сенью сосны валуна. Господин Грант вынул из кармана куртки серебряную фляжку. Сделав глоток, он предложил:
— Эвелина?
— Спасибо, — взяв фляжку, поблагодарила его жена. А потом, минуя меня, передала ее Освальду.
Заметив выражение моего лица, он пояснил:
— Это телячья кровь, Милагро.
— Ой, извините, — проговорила его мать. — Я просто не знала, пьете ли вы.
— Только не кровь, — ответила я, изо всех сил стараясь быть учтивой. — Когда-то я пила ее, но теперь не испытываю никакого желания.
— Ох, очень жаль, — сказала она.
Когда мы нагулялись, Освальд отвез нас в одну из виноделен, излюбленное туристическое местечко.
— Там есть канатка! — возбудилась я.
Слово «канатка» я готова повторять целый день. Обожаю открывающийся с высоты вид и покачивание вагончика, движущегося по канатной дороге.
— Мы на нем не поедем, — сообщил Освальд, минуя соответствующую автостоянку.
— Я не люблю высоту, — объяснила госпожа Грант.
Ну и что интересного в посещении винодельни, которая стоит на вершине горы, если нельзя прокатитъся на канатке? Пока мы ехали по дороге, вдоль которой росли оливковые деревья, я с тоской смотрела в окно на скользивший над нами вагончик канатной дороги. Минуя прудик с фонтаном, мы прибыли на мощеную стоянку у абсолютно белого современного здания с узкими окнами.
Температура в помещении винодельни была достаточно низкой. Мы присоединились к группе, у которой только-только началась экскурсия. На такой экскурсии я уже была. Винодельня с ее стальными барабанами из нержавейки, металлическими дорожками и высокими технологиями производила мощное впечатление. Однако я отдаю предпочтение прикольным дегустационным зальчикам, помещающимся в переоборудованных конюшнях и гаражах; в таких местах виноторговец собственноручно открывает бутылки для посетителей.
Гранты стояли в авангарде туристической группы, внимательно слушая лекцию экскурсовода, которая превращала виноделие в такую же интересную тему, как, например, контрольная по термодинамике. Она даже дважды употребила это самое слово — «термодинамика».
— Конденсированные танины, которые используют в виноделии, являются полимерами мономерных процианидинов, — выдала экскурсовод. И это меня доконало — я отстала от группы, опасаясь тех пыток, которым гид собиралась подвергнуть мои уши.
Поэтому, когда ко мне, улыбаясь во весь рот, с важным видом подвалил мускулистый румяный блондин, я улыбнулась ему в ответ.
— Здравствуй, лапуля. Где тут, ваще, бухло наливают?
— А что, если говорить с австралийским акцентом, проще подцепить телку?
— Тебе виднее, красавица, — сказал он, одарив меня таким преувеличенно плотоядным взглядом, что я рассмеялась.
Тут откуда ни возьмись возникли его друзья, и мне стало абсолютно ясно: это был далеко не первый их визит на винодельню. Им всем было примерно под тридцать; внешне они были несколько грубоватыми, но симпатичными — высокими, загорелыми, мускулистыми; одеты все были в футболки и шорты.
— Дегустационные залы внизу. Там есть указатели.
Один из парней драматично покачал головой.
— Он не умеет читать, дорогуша. Покажи нам, где это, а?
Я оказалась в кольце умоляюще смотревших на меня мужчин.
У меня было два варианта — либо я догоняю экскурсионную группу, либо помогаю этим шкафам. Когда группа сворачивала за угол, Освальд даже не обратил внимания на то, что меня нет рядом.
— Хорошо, — поддалась я. — Пошли.
Пока я вела их вниз, они забавлялись дружескими пинками и оплеухами.
— Как тебя зовут? — поинтересовался блондин. — Меня — Лимон.
— Лимон?
Его улыбка стала шире:
— Сожми меня.
— На самом деле его зовут Линдон, а не Лимон, — пояснил лохматый парень со светло-голубыми глазами. — Я Брайс.
— А я Милагро. Можете звать меня Мил.
Брайс попытался было взять меня за руку, но я отпихнула его.
— Веди себя прилично, — сказала я, и парни, сопровождая свой спектакль взрывами хохота, принялись изображать меня и пихать своего дружбана.
— А где ты живешь, Мил? — спросил Лимон.
У тебя есть комната для гостей?
— Я здесь со своим парнем. Мы живем по другую сторону горы.
— Что-то я не видел никакого парня, — возразил Лимон. — Кто-нибудь видел каких-нибудь парней?
В ответ ему все хором прокричали «нет».
— Вот и дегустационный зал, — сообщила я. — Желаю хорошо повеселиться.
За широкой дверью располагался сувенирный магазинчик, а за ним — ярко освещенная комната, в глубине которой размещалась длинная барная стойка. Мысль о том, что мне придется снова примкнуть к экскурсионной группе, наводила уныние.
— Как же мы будем веселиться без тебя? Выпей с нами немножко, — предложил Брайс.
— Ну… — Я почему-то посчитала невежливым отказать туристам. Мне не хотелось, чтобы они, вернувшись домой, рассказывали о том, какие противные калифорнийцы, ведь это может привести к эффекту домино и в результате крайне негативно сказаться на туристическом бизнесе в нашем штате. — Думаю, один бокал я выпить успею.
Парни отправились прямиком к бару, где два стройных опрятных бармена символическими дозами разливали по бокалам красное вино, пытаясь при этом описать букет и свойства каждой жидкости. Расслышать их было невозможно, потому что Лимон сразу же принялся отпускать замечания по поводу маленьких порций и анатомических особенностей бармена.
— Ты, жадная сволочь! — рявкнул Брайс. — Налей даме побольше!
Я догадалась, что «дамой» он обозвал меня, потому что всех остальных посетителей мы оттеснили. После вчерашнего сражения один на один с Уиллемом я была счастлива, что есть люди, поклоняющиеся солнцу низших земель и готовые встать на мою защиту.
— Спасибо, — сказала я, — мне хватит.
Лимон бросил на стойку несколько мятых купюр, остальные парни поддержали товарища.
— Начните наконец наливать, ребята, — подмигнув, приказал он барменам.
Когда бармены под завязку наполнили наши бокалы красным вином, австралийцы настояли на том, чтобы мы выпили за меня, за австралийско-американские отношения, за Диснейленд, за нудистские пляжи, пиво и смоляные ямы Ла Бреа.[26]Они обладали обезоруживающей австралийской харизмой, которая изрядно усилилась после второго бокала вина.
