Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
не имел друзей. Дети его боялись – он мог внезапно, смеясь, ударить, толкнуть, пнуть… хотя девочек он не трогал. Девчонки возмущались его поведением, прорабатывали на собраниях, но тайно любовались им – лицо его не портил даже курносый нос.
Однажды на урок биологии учительница принесла банку с кровью для рассматривания клеток в микроскоп, а Валерик толкнул какого-то мальчика, и тот ее разбил. Учительница рассердилась, бросила им тряпку: мойте пол, негодники. Валерик выжимал тряпку в ведро, и кровь, темная, как перезревшая малина, текла между тонких пальцев, а он ухмылялся, сверкая зубами.
Иногда ночами Лиза не могла заснуть, раскладушка качалась, как лодка, кружилась голова, вздымались стены замка, пахло воском и старым деревом, молоком и сухой травой, льняные волосы нежным дождем падали на ее лицо, и тонкие мальчишеские пальцы касались груди…
После девятого класса Валерик, как и многие, ушел из школы в техникум. Школа опустела, стала чужой. Наступило безвременье, перестройка. Все, чему их раньше учили, оказалось ложью. Поменялась история, исчезли комсомольские значки. Они больше не знали, что правильно, а что плохо. О Валерике доходили странные слухи. Как будто бы он бросил техникум и исчез.
Однажды вечером Лизу послали за хлебом, и, выйдя из подъезда, она увидела Валерика, сидящего на обшарпанной скамейке, с сигаретой в тонких пальцах. Он стал взрослее и еще красивее, твердый матовый лоб под светлой челкой, губы изогнуты в знакомой усмешке. Малиновый пиджак надет прямо на черную майку. Она покраснела и хотела пройти мимо, но он весело и властно окликнул ее:
– Привет, Лизбет! А я по тебе соскучился…
Отбросил сигарету, встал и шагнул к ней, запах молока и сухой травы окутал ее, и все закачалось, как в лодке, плывущей по реке к морю – все дальше, все быстрее, все неостановимей…
Глава 12. Дом на Казначейской
Перемена декораций в городе за триста лет его существования происходила много раз. Дома надстраивались и перестраивались, улицы расширялись и сужались. Менялись их названия, менялись хозяева домов. Марк Островский всю жизнь прожил на улице Казначейской, бывшей Малой Мещанской, бывшей пятой линии Переведенской слободы. Улица эта начинается от канала Грибоедова, Екатерининской канавы, и кончается на ней же, так как Канава в этом месте круто поворачивает и течет почти обратно – русло как будто повторяет силуэт древней пирамиды. Мощенный досками горбатый мостик отделяет тихий квартал от шумной Сенной площади.
Островским принадлежал весь подъезд. На первом этаже жила прислуга – пожилой ингерманландец Симо с женой Хенной. Они покупали продукты, готовили еду и делали всю работу по дому. Остальные квартиры в подъезде были соединены в одну. Широкую лестницу со сводчатыми окнами отделали дубом и восстановили витые чугунные балясины. Бронзовые светильники с темно-синими фарфоровыми абажурами и разноцветные стекла окон наполняли пространство лестницы странными бликами, синевато-серебряным отсветом, как будто тут всегда царил сумрак предрассветного леса. Бо`льшую часть второго этажа занимала парадная гостиная с белым японским роялем, итальянскими диванами и иранскими коврами, на другой стороне – кабинет Марка, увешанный афишами и фотографиями его спектаклей. Старое пианино с подсвечниками, память о матери, стояло там вместе с диванчиком, на котором когда-то спал отец.
На третьем этаже слева разместились детская, комната гувернантки и напротив – просторная кухня-столовая. Двери в комнаты слева были всегда плотно закрыты. Хенна раз в месяц осторожно вытирала там пыль, не поднимая с пола игрушки и не сдвигая ни одного предмета. Марк и Лиза не заходили сюда. Лиза, проходя на кухню, старалась не смотреть на дверь комнаты, где когда-то прожила несколько месяцев. Они завтракали и ужинали в своих спальнях, иногда вместе, иногда в одиночестве, а обедал каждый у себя на работе, и только когда приходили гости, накрывался огромный стол внизу, в гостиной.
Многочисленные гости восхищались необычным домом, а за глаза удивлялись, зачем было тратить столько денег на ремонт допотопного здания, да еще в непрестижном районе. Дешевле было бы купить апартаменты в элитном жилом комплексе на Крестовском острове, где тишина, свежий воздух и виды на зелень парков и гладь залива. Известному режиссеру приличнее жить в окружении изысканного дизайна и технического комфорта, а на Казначейской нет даже элементарного подземного паркинга. Гостям приходится оставлять машины на соседней улице и потом пробираться по выщербленным тротуарам, брезгливо обходя пьяных и обтрепанных аборигенов Сенной. Но времена менялись, пьяных становилось все меньше, тротуары починили, дворы привели в порядок. На первых этажах открылись приличные кафе, нотариальные конторы и книжные лавки. Коммуналки расселялись быстро, новые хозяева сразу делали дорогие ремонты, меняли проводку и трубы. Под окнами появились красивые машины. Только один странноватый магазинчик на углу все еще торговал пивом и консервами.
На верхний этаж Островские никого не приглашали, и все могли только гадать, что там находится. Впрочем, догадаться было нетрудно. На последнем этаже располагались спальни хозяев. Марк с родителями жили когда-то именно здесь, и теперь его величественная спальня занимала всю прежнюю коммунальную квартиру. По стенам, от пола до потолка, возвышались книжные шкафы из сикомора и фисташкового дерева, украшенные резной вязью, с башенками, карнизами, стрелами и колоннами. Бархатные шторы спадали тяжелыми сиреневыми волнами на темные дубовые доски пола. Массивный письменный стол был покрыт ажурной резьбой, высокая черная кровать под балдахином и точеная церковная скамейка дополняли картину – казалось, что это не комната современного режиссера, а покои средневекового кардинала.
Спальня Лизы и ее кабинет были устроены на другой стороне лестницы, там, где раньше была квартира соседей, немцев Бургартов. Их квартиру Марк купил первой, как только появились деньги. Бургарты уезжали на историческую родину, были рады покупателю и не торговались. Родительскую коммуналку приобрести было труднее – соседи артачились, требовали непомерное, он влез в долги… После грандиозного успеха его «Ревизора», в котором актеры катались на роликах и бросали в зал живых котят, дела пошли вверх. Ему стали заказывать сценарии городских праздников, он познакомился с чиновниками – отцами города. Ольга снялась в нескольких сериалах. Неожиданно ему предложили стать главрежем одного из лучших театров. Ольга не удивилась, когда узнала, спокойно улыбалась, он хотел спросить, не ее ли это заслуга – может, поговорила с кем-то из своих правительственных поклонников, присылавших ей корзины роз. Но не спросил. Приятнее было думать, что он получил высокую должность за свой талант. Денег становилось все больше. После смерти Ольгиной матери им досталась огромная квартира на Петроградке. Они продали ее, постепенно выкупили остальные шесть квартир в парадной на Казначейской и устроили
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
