уставился на меня как на дурачка.
— Еда стоит очень, очень дорого. — процедил он.
— Я расплачусь. Не сейчас, не сразу, мне надо сначала найти Андатра, он сможет все решить. Он — избранный.
Ой, понеслооо… Но, кажется, мой спич произвел впечатление.
— Кто он?.. — не понял меня староста.
— Избранный! Это тот, кто сможет изменить весь мир!
Бралг почесал бороду.
— Так может он уже это сделал?
Тут уже почесал бороду я.
— Нет… Нет. Избранные не делают плохо.
— Все-то ты знаешь! — хмыкнул он.
— Не все, но многое. — многозначительно произнес я.
— Оружия у меня нет, но есть один старый мотоцикл. Горючки бак насобираем, но больше нет. — сказал староста, и поднялся из-за стола, — И да, жрать у нас нечего.
Я вздохнул, а трогг усмехнулся. Это хорошо, конечно, что он нас кормит, но как-то так неприятно. Неприятненько как-то. Без него я бы сдох с голоду. Но вот вода нам нужна.
— А вода есть? — поинтересовался я.
— Вода?.. — протянул Бралг, и крикнул бармену: — Вин, налей ему воды.
Я поднялся из-за стола, достал из своей котомки пустую бутылку и подошел к бармену. Да, молодой, но выглядит плохо, изможденный, худой. А ведь тут все такие, как-то в глаза не бросилось, но реально все. Тот же Бралг осунулся, черты его лица стали острее. Я протянул бутылку, и он наполнил ее мутной водой. Я понюхал горлышко, вода отдавала тухлятиной.
— Это специально для меня такая вода? — поинтересовался я.
— Мы все такую пьем, другой нет. — отрезал староста, и я понял, что он не шутит.
Даа, раньше было лучше. Я спрятал бутылку в сумку, хорошо, что у меня еще есть две бутылки с относительно чистой водой.
— Пойдем. — позвал меня Бралг, и я потопал за ним к выходу.
Мы прошли через деревню к дому старосты, он распинал кучу мусора, откинул старый сгнивший брезент, и я увидел эндурик, один из тех, что мы отбили у Каспера. Это лучше, чем ничего.
— Вот. У нас еще два мотоцикла есть, получше, но их я не дам.
— Спасибо тебе и на этом, староста.
Бралг скрылся в доме, вышел с двумя полторашками с горючкой, и осторожно перелил их в бак. Вместе с тем, что там было, получилось почти под горлышко. Этого мне хватит на много километров, эти маленькие пушки-пердушки горючку нюхают. Я запустил двигатель, и сел в седло.
— Бралг, у слепого в углу под столом стоит ящик с головой, сожги его.
Бралг странно посмотрел на меня и кивнул, затем привязал лоскут зеленой ткани на руль. На воротах стояла уже другая стража, увидев зеленый “пропуск”, приоткрыли одну створку, и выпустили меня на волю. Я вспомнил про Храна, как он там? Заехать что ли? И свернул в знакомый лес. Но сколько я не колесил по лесу, не обнаружил следов Торчиллы. Вход в бункер оказался наглухо завален обрушенным бетонным перекрытием. Что же тут произошло?.. Вернувшись на Дорогу, я открыл газ и понесся вперед, в неизвестность. Мир успел измениться. Надо добраться до Фила, дальше что-нибудь придумаю.
Глава 4
Дорога наматывалась на старые убитые покрышки моего драндулета. И ведь я не обратил внимания, но Дорога Проклятых изменилась! Нет, она все так же была черная, ровная, и монолитная, но… Даже по ощущениям, она перестала пружинить, и выглядела мертвой. Сомневаюсь, что она сможет поглотить какую-нибудь зараженную тварюку, как когда-то сожрала ухокрыла. Но по ней я все еще могу гнать на максимальной скорости
По ощущениям, “максимальная скорость” была километров пятьдесят в час. Я ехал и впадал в уныние, этак я до Москвы полгода ехать буду… А вот трогг был взволнован. Езда на мотоцикле его поразила и удивила, сидишь, лапами не шевелишь, а мчишься так же, как за дичью! Чудеса! Да и чего ты распереживался, если копался в моей памяти — должен был еще и не такое видеть.
“Видеть — это другое. Чувствовать — это совсем другое”, пояснил мне трогг.
В общем-то, он прав. Смотреть фильмы про байкеров, и кататься на мотоцикле — это абсолютно разные вещи. Я поглядывал по сторонам, но пустошь вокруг была мертва: ни какого движения. А ведь все налаживалось, караваны ходить начали… И опять все пошло по одному месту. А в целом, когда становилось лучше? Вот прямо хоп — и хорошо? Никогда. Жили, работали, улучшение жизни не воспринималось чем-то из ряда вон. Ну вышел новый смартфон с расширенным функционалом — хорошо, машины с автопилотом появляться стали — замечательно. Все это воспринималось как должное. Вот если б телепортацию изобрели — это был бы скачок. Наверное. А вот если б телепортацию потом запретили — народ бы расстроился, это был бы шаг назад в качестве жизни. А потом случался какой-нибудь социальный катаклизм, росли цены, народ роптал, ибо съездить в отпуск в диснейлэнд не получалось, хватало только на турцию, и люди были недовольны разной ерундой. Потому что настоящих потрясений не видели.
Погрузившись в свои мысли я не заметил, как добрался до поворота к Елаге, но даже не заезжая в город, я понял, что он погиб. Часть стены упала, видневшиеся строения были поломаны. Я остановился, глядя на останки города, и думал, заехать, или нет? Я боялся увидеть свидетельства того, что погибли моим одноклубники, Фарг и Арда, и не хотел этого видеть. Но там есть слепой. Был. Вряд ли его убили, слепых не убивали. Раньше — точно. А вдруг? Я свернул к городу. Взобравшись на верх большого холма, где располагалась Елага, я увидел следы битв, что здесь происходили несколько сезонов назад. Стена была смята и разворочена, ворота чем-то уронили внутрь, видимо таранили, все вокруг покрывали пробоины от пуль и дроби, но ни тел, ни каких либо предметов одежды или оружия я не видел.
Медленно катясь по улице, я осматривал разрушенный город. Таверну сожгли, какие-то дома относительно уцелели, какие-то сложились. Трупов не было: это самая ценная добыча. Досталось даже экскаватору, вокруг которого раскинулась Елага: в него стреляли, его жгли, но ржавый монумент устоял. Прошлое оказалось крепче настоящего. Дом слепого относительно уцелел, хоть и был покрыт пулевыми отверстиями, окна разбиты, и выломанная дверь болталась на одной петле. Внутри царил сумрак и запустенье, сквозняки гоняли пыль по углам. Одежду слепого потрепала непогода, а самого его покрывала пыль, но я видел, что он жив, и активен.
— Здравствуй, Бортник, давно не виделись.
Слепой медленно поднял голову, и уставился на меня блестящими, чуть светящимися
