сотню! Волчара, одним словом, черт бы его побрал! Даром что герой!
Сотник осекся.
— Ба! Алексей Николаевич… Правду говорят: поживи подольше — увидишь побольше! Да ведь этот Волчанов "Анну" имеет четвертой степени — шашку "За храбрость"! Еще в японскую вручили.
Листок недоверчиво уставился на сотника и вдруг, на манер Воробанова, нервно пробарабанил пальцами по столу.
— Так… Пошла зацепка… Тогда вот что: "Петровичу" наказ — немедленно взять под наблюдение Волчанова! Лично отвечаешь, понял?
— Понятней некуда, — кивнул Оржанский.
— А ты, Алексей, послужные документы всех трех мне на стол! Черт! Я же не спросил фамилию погранца…
Ротмистр резко придвинул телефонный аппарат и крутанул ручку.
— Свяжите с "двенадцатым"!
Прикрыв трубку рукой, вполголоса проговорил:
— Волчанова тревожить звонком не будем — этот еще неизвестно кто! Узнаем через адъютанта…
И уже в трубку:
— Да… Господин адъютант, ротмистр Листок! Да… Я вот по какому вопросу: мне необходимы данные на поручика пограничной стражи, приведшего утром перебежчика в комендатуру… Что? Не знаете? Вы не могли бы узнать… Говорите, подполковник Лавренюк? Рядом? Быть может, он что знает?
Некоторое время ротмистр молчал, не опуская трубки. Наконец произнес:
— Минутку…
Он торопливо вытащил из ящика стола тетрадь, выхватил из пенала карандаш.
— Готов! Так… Поручик Зайков… Иван Станиславович… Записал! Господин капитан, если не затруднит, спросите у подполковника, есть ли у поручика орден "Святой Анны"? Да, именно "Святой Анны"… Быть может, знает? Что? Говорит, не знает? Маловероятно? Ладно, благодарю за помощь! Еще одна просьба, господин штабс-капитан… Знаю, что Волчанов при исполнении, но не могли бы вы на короткое время прислать его ко мне? Конечно, с ведома Его Превосходительства. Очень важно, прошу… Спасибо!
Тут Листок вдруг замолчал, вслушиваясь в трубку. И пока молчал, лицо его медленно мрачнело. Наконец проговорил:
— Что ж, поделом мне… Два дня, так два дня… Будем исправляться! Еще раз благодарю!
И ротмистр бросил трубку на аппарат.
— Гад! Напоминает, что Его Превосходительство требует изловить агента в два дня — на контроль поставил! Ну, и бог с ним… Вернемся к нашим котлетам! Итак, поручик двадцать шестой бригады пограничной стражи Зайков Иван Станиславович… "Петровичу" на разработку и его! — кивнул он сотнику и вдруг перевел взгляд на Рослякова. — А с его послужными бумагами как? Ведомство, так сказать, не наше… Алексей, достань из-под земли — у погранцов ли, через Отдельный корпус — любыми путями! Понял?
Прапорщик, поправив пальцем очки:
— Сделаю, Алексей Николаевич!
Листок откинулся на спинку стула:
— Ну а теперь армянский братец… Дело в общем-то ясное — слишком похож на старшего отпрыска, но тем не менее для полной картины, так сказать… Тащите его сюда! Может, нужны будут какие коррективы, прежде чем разбежитесь…
Оржанский живо поднялся:
— В один момент!
* * *
Ротмистр демонстративно закурил, когда армянин, испуганно озираясь на офицеров, опустился на табурет. Взгляды их встретились, и некоторое время оба молча смотрели друг на друга: армянин с недоумением и страхом; Листок изучающее… "Однако и впрямь похож…" — невесело заключил он и, выпустив изо рта дым, устало спросил:
— Ашот Акопян?
— Да, — кивнул армянин. — Акопян… Ашот…
— А сколько вас братьев, Ашот? — вновь затягиваясь, спросил ротмистр.
— Четверо, господин офицер…
Ашот покрылся испариной.
— Вы хотеть спросить об Арене? С ним… что-то случилось?
— Почему так решил?
— Они спрашивали…
Армянин обернулся в сторону Оржанского и вновь посмотрел на ротмистра.
— Война, дорогой! С турками война — с врагами вашими заклятыми… А брат твой у них, прислуживает турецкому каймакаму!
— Мы ничего о нем не знать… — торопливо проговорил армянин.
— Кто "мы"?
— Я, Вазген и Давид…
— А остальные где двое?
— В Верхнем живут…
— А старший?
— Арен у родственников был, в Эрзеруме… Давно уехал. У богатого эфенди работал. Потом с его сыном в Германия ехал…
— Откуда знаешь?
— Писал… Только арабский буква. Нам сосед-татарин прочел.
— Что за татарин? — быстро переспросил Листок.
— Рашид-жестянщик. Я женился только, молодой был…
Алексей Николаевич покосился на сидящих за армянином сотника и прапорщика: оба покивали головами — есть такой!
— Первый раз писал… Странно было… — вдруг добавил мужчина. — Мне всего был восемь, когда его отправить к тетя. Уже не знать, какой он… Потом война был — мы у русских остались, а он у ней. Потом тетя умереть, а он с Мусой остался, сыном эфенди. Тогда письмо прислать, что в Германия едет. А месяц назад другой письмо приходить, и мы понять, что вернулся…
— Как это "пришло"? — встрепенулся ротмистр и затушил папиросу.
— Человек приходил с той стороны… Месяц назад… Армянин тоже, но я его не знать. Передал и ушел…
Ротмистр пристально посмотрел в глаза инородца, отчего тот, смутившись, отвел взгляд.
— Он, что же… знал, где ты живешь? — медленно произнес Листок. — Ну-ка на меня!
Армянин быстро взглянул на офицера и опустил голову.
— Не могу говорить, господин офицер…
— Отчего же вдруг?
— Он брат моего друга… Ходить иногда с той стороны…
— Контрабандист, значит?
Армянин сжался.
— Не могу говорить, господин офицер… Но говорить правду! Я письмо иметь… Как они про Арена спросить, я его с собой взять…
Мужчина расстегнул пальто, вытащил из внутреннего кармана смятый конверт и неуверенно протянул его жандарму.
Листок смотрел на протянутую бумажку, точно на его глазах произвели фокус. Смотрели и Оржанский с Росляковым — такого оборота никто из контрразведчиков не ожидал. Все трое недоуменно переглянулись, и ротмистр подал прапорщику знак глазами.
Росляков поднялся, осторожно снял с руки армянина нежданно явившуюся улику и вновь уставился на начальника.
— Читай! — бросил ему Листок.
Росляков открыл конверт, вынул из него сложенную вчетверо бумажку.
— Записка это, Алексей Николаевич… На турецком писано — арабским, значит, шрифтом.
— Арен по-другому не умеет, — подал голос армянин. — Учился турецкий. Рашид переводить…
— Так, читай! Ты же у нас толмач! — с раздражением приказал прапорщику Листок.
Росляков вновь уткнулся в текст и, помедлив, начал переводить — неторопливо, изредка замолкая, чтобы точнее воспроизвести не сразу понятое предложение. И тогда он поправлял очки, глаза его вновь и вновь пробегали по одной и той же строке, а губы беззвучно шевелились.
То, что в конце концов он перевел, было следующего содержания:
"Дорогие братья Ашот, Вазген и Давид… Пишет вам Арен. Встретил в Эрзеруме человека, говорит, что его брат знает Ашота. Очень обрадовался. С трудом уговорил передать это письмо Ашоту. А мне очень надо. Я по-прежнему с эфенди Муса. Но мне очень плохо. Тоскую. И очень страшно. Муса говорит, что могут опять резать армян. Хочу к вам. Русский не резать. Если примете, сделаю все, чтобы вернуться. Если примете, скажите этому
