и от чистого сердца. Например, так как сегодня улыбалась мама Миры. Чтобы улыбались и глаза, горели счастьем и любовью. Мне иногда кажется, что мама просто кукла в руках отца: красивая, идеальная, но пустая внутри. Как выгоревший кирпичный дом. Снаружи все осталось на месте, а внутри все выжжено.
Когда я был ещё пацаном, то не мог понять что произошло с мамой. Почему она перестала светиться? Почему перестала мне улыбаться так, чтобы и у меня начинала появляться улыбка? Вот только ответ получил на свои вопросы, только когда подрос достаточно, чтобы понять, что в нашем доме происходит.
— Максим, какой ты стал красивый! — начала причитать Галина Романовна, мама Насти, — Так возмужал. Просто эталон мужской красоты! — подойдя, подала мне свою руку.
Меня чуть не передернуло, потому что пришлось целовать руку, подруге мамы.
— Да, Галя, ты права! — подошел Андрей Витальевич, — Макс, ты становишься похож на мужчину. Приятно тебя видеть. — пожал руку и откланялся.
— Прошу простить меня, — начал я, — мне нужно переодеться к ужину.
— Да конечно, дорогой. — ответила мама и отвлекая гостей повела их на открытую террасу.
Уже поднимаясь на второй этаж, услышал голос отца:
— Если ты сегодня попробуешь испортить семейный вечер, — начал он четко и громко, чтобы я точно услыша, — Я тебя лишу всех карманных денег, карточек, тачки и гулек. — Понял?!
Я медленно повернулся на середине лестницы и посмотрел в ту сторону откуда говорил отец. Он стоял у двери своего кабинета в брюках и голубой рубашке без галстука и закатанными рукавами. Престарелый брутал, бл*ть!
— Понял! — ответил четко и громко, смотря прямо на отца. — Будет исполнено! Могу идти?
— Иди! — ответил мне сквозь зубы и зашел обратно в кабинет.
Решил ускориться, чтобы опять не нарваться на приказы «господ». Взбегаю по лестнице и быстрым шагом дохожу до своей комнаты. Открываю дверь и замираю как пришибленный:
— Ты какого хрена делаешь в моей комнате?! — начинаю раздражаться еще сильнее. Да что же за день сегодня?
— Тебя встречаю, дорогой. — На моей кровати в одном нижнем белье лежит сушеная вобла по имени Настя. Меня сейчас передернуло по-настоящему, не так как внизу. — Чего ты застыл? — начинает облизывать свои вареники эта прос… Я даже не могу ее назвать нормальным словом, — Тебе что-то не нравится?
— Встала с моей кровати! — гаркнул на нее и закрыл дверь, чтобы, не дай Бог, никто не увидел это убожество. — Быстро! — вот теперь вижу, что услышала. Потому что даже подпрыгнула от моего рыка.
— Ну и ладно. — начала вставать Настя, но как-то очень медленно. — Я тебе готовила сюрприз в честь первого дня учебы, а ты такой бука. — начинает дуть свои губы еще больше, что делает только хуже.
Я подхожу к ней вплотную и рывком помогаю подняться этой дуре. Теперь придется менять постельное. Настя взвизгнула от испуга, не ожидала, что решусь ее стащить за шкирку, как паршивого кота, который гадит в тапки хозяев.
— Скажи, ты дура или только притворяешься? — рычу ей прямо в лицо, — Что в моих словах «мы с тобой друг другу никто и никогда не будем» тебе было непонятно? — наклоняюсь еще ниже, чтобы она могла рассмотреть весь спектр моих эмоций которые вызывает у меня. — Или ты хочешь, чтобы я по-плохому тебе объяснил? — говорю и начинаю тащить ее в том чем есть к двери.
Настя начинает вырываться и брыкаться в моих руках, но куда там ей до меня. Держу крепко и уже берусь за ручку, чтобы открыть дверь, как она начинает пищать:
— Я поняла! Поняла! — чуть ли не рыдая, — Не нужно меня выкидывать из комнаты. — начинает умолять, что даже слезки в ее паршивых глазах проступают. — Дай мне одеться и я уйду. Пожалуйста! — начинает плакать.
Отталкиваю ее от себя достаточно сильно, чтобы потеряла равновесие, но не грохнулась. И наклоняясь к ней поближе говорю:
— Больше поблажек не будет! — делаю паузу, — Это было последнее предупреждение! И я очень надеюсь, что ты поняла меня! — Настя начинает кивать как болванчик, параллельно шаря руками по полу, чтобы найти свою одежду, — Быстро! — гаркаю для пущего эффекта.
Я получаю какое-то нездоровое удовольствие от того, как она хаотично пытается натянуть на себя вещи. При этом с опаской поглядывая на меня. Подхожу к креслу и падаю в него, наиграно расслабляюсь и широко расставив ноги смотрю на эти клоунские сборы. Подпираю кулаком голову и не могу понять, почему не цепляет меня голая девка в моей комнате? Может потому что сейчас перед моими глазами стоит та, которая удрала от меня как от огня. Как бы я хотел увидеть ее в таком виде здесь. За своими фантазиями даже не замечаю как моя комната становится пустой. Только приторно сладкий запах духов напоминает, что только что тут была пустоголовая коза.
Тяжело вздохнув, иду в душ, параллельно прошу нашу домработницу, чтобы заменила мне постельное белье.
Стоя под струями холодной воды, пытался привести свои мысли в порядок. До сегодняшнего дня, я уже было смирился с тем, что мне придется связать жизнь с девушкой, которая противна мне до одури. И даже попытался свыкнуться с этой мыслью. НО! Сегодня всё изменилось. Я как будто вдохнул живительный глоток воздуха. Чистейшего кислорода! Который, попав в легкие, начал процесс восстановления моего организма от отравления. Как же всё не вовремя. Мне нельзя даже думать в этом направлении! Но мою фантазию уже не остановить.
Спускаюсь только через полтора часа. Все уже собрались за столом и мне оставили место рядом с Настей. Кривлюсь, но идут и сажусь за стол.
Все что-то оживленно обсуждают. Отец с Андреем Витальевичем обсуждаю какой-то новый проект, мама с Галиной Романовной очередную коллекцию какой-то хрени. Культурная беседа, мать её!
— Наконец-то! — произносит отец сквозь зубы, — Зинаида — подавай! — крикнул он.
И началась каторга «семейного ужина», во время которого только ленивый не спросил как дела у нас с Настей, и не хотим ли мы перейти на новый уровень отношений. Я пытался быть вежливым и отвечать только односложно: «нет», «да», «может быть».
Еле досидел до конца! Уже в половину десятого понял, что больше не выдержу. Все уже сидели на террасе и пили: кто чай, кто кофе, отцы — виски. А я не мог дождаться пока весь этот фарс закончится.
Стараясь не шуметь, поднимаюсь из своего кресла и начинаю двигаться на выход. Но куда там, отец замечает, что я пытаюсь смыться и останавливает меня своим уже хмельным голосом:
— Куда собрался?
— Хочу проехаться перед сном! — отвечаю спокойно, но уверенно. Стараюсь