и есть смерть.
– Проснись, мать твою!
Владимир подскочил на кровати, пощечина Сергея вернула его в чувства. Осмотревшись, он понял, что все еще жив и здоров, это был всего лишь дурной сон. Он находился в домике сельского типа, стены представляли собой необработанный сруб, вокруг была массивная неаккуратная мебель, но это все же лучше больничной палаты.
– Как долго ты меня по лицу хлестал? Лица совсем не чувствую.
– А какого черта ты тут из себя труп корчишь? Может, заставишь меня еще из-под тебя утки выносить или капельницы ставить? – Сергей смотрел на Владимира с укором, он был серьезен. – Ты же меня знаешь, мне проще избавиться от трупа, чем заниматься твоим лечением.
– Пошел-ка ты на хрен, дружище. Я только что с того света, а ты мне причитаешь, будто я тебе задолжал миллион зелени и не собираюсь возвращать по факту смерти. – Сергей было раскрыл рот, но Владимир не позволил ему вымолвить ни слова. – Что произошло? Какого дьявола я здесь делаю?
– Пора бы и поблагодарить мать Терезу! – Сергей рассмеялся, его грудь вздувалась и спускалась подобно воздушному шарику. Его дыхание все еще было сбито после серьезной пробежки. – А если по существу: я вытащил тебя из ада, эти придурки с УЗИ были слегка удивлены, что может сделать спецназовец, имея в наличии всего два автомата и гранату. Это были федералы? Если я убил полтора десятка федералов нам срочно надо валить из страны, у меня есть надежные каналы.
– Нет, это определенно не федералы. – Владимир хмыкнул, затем схватился указательным и большим пальцем правой руки за подбородок, словно за алмаз.
– С чего ты взял? У тебя было время расспросить их о тяжелых боевых буднях в баре «По роже чайником»?
– Когда я все подстроил под несчастный случай, решил проверить на месте ли старик. Старик был на месте, только не тот, что мне нужен. На кровати провинциального цветовода, под белой простыней лежал сам Малик.
– Иди ты! У тебя все дома? – рука Сергея прикоснулась ко лбу Владимира правой рукой. – Холодный. А у меня? – Сергей пощупал свой лоб левой рукой.
– Перестань! – отмахнувшись, рявкнул Владимир. – Я еще не выжил из ума. Это была засада Малика. Недаром он навел меня на цветовода именно сейчас, это его инициатива, – он запрокинул голову назад, – но зачем? Не понимаю. Я ведь никогда не мешал ему! Всегда вел честную игру, всегда рассказывал Малику все, словно отцу, а не партнеру по бизнесу. Малик для меня был даже больше чем отцом, он был для меня настоящим героем, воплощением мужества и гения цифр. Никогда не пасуя перед опасностями, Малик вел за собой, никогда не боясь получить шальную пулю. Но в его присутствии почти никогда не стреляли. Друзья уважали его, а враги боялись. Закон его любил, не смотря на то, что Малик гулял от него по ту сторону забора. Его уважали даже в полиции, зная, чем тот занимался. У меня только один вариант – я перешел ему дорогу, согрешил. Я остался ему сыном, только теперь у нас на двоих фамилия – Грозный. Иван Грозный тоже расправился со своим сыном по неизвестным причинам. Но почему сразу принимать такие меры, ведь можно было договориться! Не понимаю.
– Не бери в голову. Ты жив, а значит, сможешь наладить диалог.
– Нет, я не самоубийца. Как только я ему дам знать, где я, он меня уничтожит. То, что я еще жив, это чистая случайность, одна на миллион. От этого человека еще никто не уходил живым.
– Вот именно – никто. Возможно, он просто хотел тебя припугнуть.
– Нет, Серега, я знаю, когда хотят припугнуть, а когда убить. Это все равно, что стрелять по мишеням или по живым людям. Перейти с первого на второе всегда крайне трудно, но затем это входит в привычку, тебе перестает это казаться сверхъестественным. Мне кажется, что Малик попросту перешел эту черту, что даже не разбирает друзей и врагов.
– И что теперь? Объявишь войну Малику?
– Война – это громко сказано, но нужно действовать. И действовать быстро и решительно. Одна ошибка может стоить мне жизни.
– Вовчик, это не по понятиям.
Владимир с трудом поднялся с койки, прошел пару шагов по домику, затем оперся на стенку. Опустив голову в пол, он тихо рассмеялся. Рука скользнула по стене, затем указал пальцем на Сергея.
– Ты знаешь меня с детства, Серега, ты хоть раз слышал, чтобы я произносил эти блатные фразеологизмы?
– Ну, не помню я.
– Потому что не произносил. Эта речь, вместе с так называемыми «понятиями» это адаптированная библия для определенного круга. «Не укради у своих», но у чужих можно, «не убей», но если очень нужно – убивай. Полный бред! Я всегда считал эту речь шифром уголовников, а в тюрьмах сидят только идиоты.
– Да ну! А помнишь старину Помидора?
– Это тот, что якобы повесился в камере?
– Ну да! Ведь он далеко не идиот. Ему просто не повезло «перейти дорогу на красный». Толстяк был слишком труслив, чтобы заниматься оружием, его просто подставили. А ты говоришь, что сидят только идиоты.
– Не важно, я точно не сяду, меня скорее убьют, чем засудят. Кроме того Малик сам развязал мне руки, после попытки убийства мне терять нечего, я знаю, что он не остановится не перед чем, если решил меня убить. Поэтому мне придется действовать первым, и действовать жестко. Сперва мне хотелось бы разобраться со старыми «друзьями» – Владимир фыркнул, произнося последнее слово, – а затем займусь главной целью.
– Ну и с чего мы начнем?
– Серега, я благодарен тебе, что вытянул меня из этой передряги. Я не хочу тебя дальше втягивать в это. Малик крайне опасная фигура, не стоит идти против него без особой на то необходимости. Я думаю, тебя не заметили в перестрелке, а значит, место в аду Малика тебе еще не уготовано.
– Малик знает, кто я и будет меня пасти, как овцу на Альпийском лугу. И потом дружба это не особая необходимость? Как много я о тебе узнаю. Во-первых, тебе не удастся меня списать со счетов. Я никогда не бросал своих друзей, а уж если будет возможность пострелять, то и подавно. Ты же знаешь, как мне нравится этот свист пуль над головой и куча наивных человечков, думающих, что, если они взяли в руки стреляющие палки, то они больше не обезьяны. А, во-вторых, не факт, что у Малика крыша не съехала, возможно, его нужно усмирить. Кто если не мы?
– Ты сильно перегибаешь палку. Не думаю, что
