рядом, – не унималась Тая. – Буквально через дорогу. А кофе настоящий! Прям настоящий! Почти хамон, только кофе! – Она рассмеялась и пошла к перекрестку, утягивая за собой Нюту. – До комендантского времени полно, не дрейфь.
И Нюта сдалась. Идти за кем-то таким уверенным, чувствовать чужую руку в своей, да еще и предвкушать настоящий кофе… Чем не повод вернуться домой попозже? Уж фиалки ее точно дождутся.
Жила Тая на втором этаже. В узкой прихожей было натоптано, и под подошвами хрустело, пока они стаскивали ботинки. Тая перепрыгнула с коврика сразу на порог ванной, щелкнула выключателем и скрылась внутри. Оттуда зашумело. Нюта осталась стоять в полумраке.
– Чистые полотенца в комнате лежат, – перекрикивая шум, сообщила Тая. – Но руки можно и не вытирать, да? Или вообще не мыть. В этой холодрыге никакая зараза не прилипает.
Нюта не успела ответить. Растрепанная голова появилась в дверях.
– Ты проходи, я сейчас.
Единственная комната была крохотной и заваленной вещами. Шмотки свисали со спинки стула, лежали на подоконнике. Все – цветастые и обескураживающе легкие. Нюта не удержалась и потрогала тоненькую блузку. Та висела на плечиках, прицепленных к спинке кровати. На ощупь блузка казалась августовским вечером – когда выходишь из театра в первую прохладу и поводишь плечами, чтобы на них тут же опустился пиджак, пахнущий чужим парфюмом.
– Прости за срач. – Тая появилась в комнате и зажгла фонарики, протянутые по гардине. – Это я шкаф продала, когда все началось. Помнишь, магазины закрывались, люди мебель скупали по сумасшедшим ценам? Ну вот я и вписалась. Думала, потом все уляжется, куплю себе такой же, а на разницу в цене еще и шмотками затарюсь. Ага, как же.
– Деньги хоть успела потратить? – Сама Нюта в движухе с перепродажами не участвовала, а вот Славка успешно продал два кресла и вырученный нал перевел в валюту. У него вообще был нюх на правильное вложение средств.
– Как же! Через два дня ввели карточки. Так что я осталась без шкафа, зато с пачкой денег. Ну как денег? Бумажек, – задумалась, тряхнула головой. – Да и хрен с ними! Кофе, да?
– Кофе.
Тая принялась колдовать с кофемолкой, а Нюта придвинула стул к высокому подоконнику. Стол был завален посудой и тетрадками. Да и все остальное – кухонный уголок, кровать, два стула и шторы в фонариках – выглядело неопрятно, но уютно. Кухню хотелось разглядывать. Особенно стопку книг, придвинутую к окну. Нюта провела пальцем по корешкам. Два тома Макса Фрая – она читала его в старших классах и почти влюбилась в героя, но к финалу отпустило. Три тоненькие книжки в мягкой обложке: «Детство», «Юность», «Зависимость». Нюта улыбнулась своему отражению в окне: да, так оно и бывает – на смену юности приходит либо смерть, либо зависимость. Увесистый том Донны Тартт, пара графических романов о Ленинграде и коммунальных квартирах, учебник по креативному письму.
Пока Нюта разглядывала корешки, из кухонного уголка потянуло кофейным духом. Настоящим. Не спитым жмыхом, не растворимой кислятиной. Пахло молотым кофе. Нюта с трудом оторвалась от книг и обернулась на запах. Тая варила кофе в джезве с длинной ручкой и казалась предельно сосредоточенной на процессе. Широкий ворот свитера обнажал ее левое плечо. Все – в мелких веснушках. Нюта поджала пальцы – по ногам от щиколоток вверх побежали мурашки – и вернулась к книгам. С книгами безопаснее.
А потом она увидела ее. Белая обложка с выпуклым цветочным орнаментом. И если присмотреться, можно различить, что это не просто какие-то цветочки – нет, это пазушные цветки с пятью зелеными чашелистиками и яркими лепестками. И короной внутри двойного околоцветника, конечно. Один раз увидишь и запомнишь. Любимый цветок европейских оранжерей. Пассифлора. А если по-простому, то страстоцвет.
– Самая странная книжка на свете, – сказала Тая, усаживаясь рядом.
Две тоненькие кофейные чашки она донесла, не расплескав ни капли. Нюта наклонилась над своей, вдохнула поглубже. От крепкого кофейного запаха чуть закружилась голова. И заурчало в животе – то ли от предвкушения, то ли от голода.
– У меня есть галеты из сухпайка, – услышала ее страдания Тая. – А больше ничего толкового нет, карточку обновят послезавтра только.
Разнорабочим ограничивали доступ к продовольственной корзине, но раз в месяц выдавали армейские наборы из старых запасов. Тая заглянула под стул, сняла крышку с плетеной коробки и достала оттуда упаковку бледных галет.
– Они безвкусные, но с кофе ничего, сойдет.
Тонкое пресное печенье крошилось во рту, а таять не желало, терлось о язык, пока Нюта не проглотила его волевым усилием. Глотнула еще кофе. Рот наполнился благословенной горечью. От нее сердце начало биться быстрее. И даже видеть Нюта будто бы стала четче. Она потянулась к книжке и положила перед собой.
– И откуда у тебя такая, а? – Осторожно провела пальцем по лепесткам на обложке. – Я за ней бегала, когда все началось. Хотела купить, спрятать. Но куда там! Даже у букинистов не нашла.
– Вот уж точно, дается тому, кому и не надо, – улыбнулась Тая, засовывая в рот две галеты сразу. – Я эту стопку забрала на книжном развале, когда обмен еще свободный был. Парниша прямо на снег вывалил, а я пожалела – промокли бы. Я ему пачку сигарет, а он мне книжки. Короче, опять прогадала.
Нюта ее почти не слушала. Она листала белые мелованные страницы, жадно вчитывалась в названия глав: «Лесной апостол», «Кулич и роза», «Чахлый кактус», «Теплицы среди леса»… Трогала строгие линии иллюстраций – пальмы в горшках, тигровые лианы, нарциссы и сценки из райского сада. Радионов умер бы от восторга, окажись у него этот сборник, где тексты о домашнем садоводстве переплетались с антологией поэзии начала двадцатого века. Да и у Нюты покалывало в груди от восторга. Или это от наспех проглоченного кофе?
– Да что ты так в нее вцепилась? – не удержалась Тая.
Первым порывом было прижать книгу к груди, но Нюта выдохнула и оторвала взгляд от страницы, где приводились цитаты из «Жизни растений» Марилауна о восточном языке цветов – средстве выразить чувства без их явного выражения.
– Извини, я немного повернута на растениях, – постаралась она перевести все в шутку. – Только дай возможность обсудить чахлые кактусы. А тут целая глава о них!
Тая отодвинула от себя пустую чашку.
– Тяжело, наверное?
– Что тяжело?
– Ну… – Либо веснушки на ее щеках стали темнее, либо Тая чуть побледнела в поисках правильных слов. – Когда запрещают то, что любишь.
Нюта смешалась, сцепила пальцы на чашке. Кофе остыл, и только гуща на донышке маслянисто поблескивала. Глаза защипало.
– Это хреново, да, – проговорила она. – Но мы все как-то справляемся, правда? Значит, жить можно.
– Как-то справляться и жить – это разные вещи. – Тая помолчала, потом хлопнула по подоконнику ладонью. – Забирай.
Распотрошенная пачка галет
