себе, к своему собственному удивленному и все еще живущему надеждой оптимисту.
«Может, у меня телефон не работает? — осенила его счастливая мысль. — Черт побери, как же это я… как же… сразу-то…»
Он торопливо набрал номер точного времени, и железный голос ответил: «Шестнадцать часов тридцать две минуты».
«Да, но, может быть, что-нибудь со звонком?»
Позвонил приятелю:
— Что-то у меня с телефоном, слушай. Ты набери мой номер, я звонок проверю, работает ли, — и положил трубку, в тайной надежде поглядывая на аппарат.
Резкий, пронзительный дребезг заставил его вздрогнуть. Со злостью поднял он трубку и сказал раздраженно и нетерпеливо:
— Да, все в порядке. Спасибо. Приехал, да. Где был? А черт знает, где! Везде был. Да. То ли в Одессе, то ли в Прибалтике. Я потом, при встрече все расскажу. Да, все хорошо. Ну что ты!.. Все отлично. Да. Будь здоров.
У него пощипывало глаза. Он все время жмурил их и придавливал пальцами, словно бы они вылезали у него из орбит.
Он вспомнил о мокрой палатке в чехле и подумал, что, пока светит солнце, надо бы расстелить ее в комнате и просушить. Еле справился с неподатливой мокрой тяжестью.
И вдруг понял, что в жизни его произошло что-то очень важное и серьезное. Звонка не будет. Он это знал…
«Почему же она так испугалась, когда я про цветы говорил? — подумал он отрешенно. — Знала, что обманет?»
Бездонная тоска. И те же, как будто рыдающие вздохи… «Что за чертовщина?!»
С печальным спокойствием и даже с удивлением подумал, что в жизни его нарушилась связь времен: только что будущее было в его руках, он жил в этом будущем, а теперь навсегда оно ушло в прошлое. Красков даже улыбнулся, довольный трезвым своим анализом.
Он и мысли не допускал, что наконец-то несколько недель прожил не в иллюзорном будущем, а всего лишь навсего — в настоящем.
