Если так, то хуже не придумаешь. Сожрав человека, обладающего волшебным даром, гуль стал бы сильнее и опаснее.
Эбигейл сделала осторожный шаг назад, одновременно призывая Третью Дорогу. Убивать монстра сподручнее там, где воздух не прокоптили трубы, а землю не изрезало железо. Если Мэллоун оказался столь слаб, что погиб, – что ж, он не тот, кого она искала; если испугался – тоже…
Эбигейл развернулась и бросилась прочь, слыша, как стонет земля под ногами гуля.
* * *
Тучи, словно конники на вороных, неумолимо мчались с востока, подгоняемые ветром. Среди них нет-нет да вспыхивали копья молний, и тогда белые зарницы разрывали грозовой полумрак, в котором алым истекало на западе солнце. Кристофер бежал – рубашка липла к теплу, пот стекал по лбу, но пальцы, до судороги сжимавшие меч, не скользили. Из-за влажной, густой духоты дышать было так тяжело, что кружилась голова, а еще он всей кожей чувствовал – опоздал, но не останавливался, пока не выбежал на условленное место. Громовой раскат сотряс землю, хлынул дождь, на расстоянии полуметра скрывая все серой дрожащей пеленой, и все же Кристофер успел увидеть – Эбигейл Айвз на поляне не было.
Пока он бежал, к острому ощущению утекающего времени примешивалось другое – будто монета встала на ребро и крутится, крутится, а от стороны, на которую она упадет, зависит вся дальнейшая жизнь. Кристофер огляделся, но следы Эбигейл, если они и были, смыл дождь. «Где же ты? Где же ты? Где же ты?» – билась мысль, с каждым ударом сердца становясь все отчаяннее, отзываясь болью в груди, столь сильной, что Кристофер закрыл глаза и закусил губу, сдерживая стон. Но едва дождевая завеса сменилась темнотой, как он понял: зрение только мешало.
Кожу холодила мокрая ткань.
Струи дождя хлестали по плечам и лицу.
Шумели кроны старых яблонь.
Пахло мокрой травой, землей и… бегониями.
Не открывая глаз, Кристофер шагнул вперед, потом еще и еще; побежал, с каждым движением ощущая, как запах бегоний усиливается, а аромат мокрой травы и земли сменяется ароматом дубовой коры, клевера и папоротника. Когда он открыл глаза, вокруг не было ни яблоневого сада, ни грозы… и ничего знакомого. Кристофер стоял на краю поляны в дубовой роще. Сквозь кроны деревьев сияли удивительно яркие, крупные звезды, над ними царственно плыла луна, и трава в ее неверном сиянии серебрилась, словно водная гладь. А посреди поляны замерли друг напротив друга Эбигейл Айвз и…
– Мистер Доус? – ошеломленно выдохнул Кристофер, узнав одеяние священника и его характерную манеру слегка сутулить плечи.
Пастор изменился – стал выше и тоньше, ряса висела на нем как на жерди. Он повернулся. Кристофер увидел лицо с нечеловеческими глазами, серой кожей и окровавленным оскалом.
– Крис-с-с-стофер? – неуверенно прошипел Доус и облизнулся.
Гуль. Чудовище из ночных кошмаров. Монстр, пожирающий мертвую и живую плоть в напрасной попытке утолить голод.
Святой отец, утешающий страждущих.
Кристофер против воли горько усмехнулся. Вот он подвиг – убей выродка! Вспомнилось, как пастор окликнул его, прося быть осторожнее, как заботился о бедняках в Мэллоуншире, принося им не брошюрки о душеспасении, а еду, одежду и лекарства, как даже в непогоду отправлялся к умирающим, чтобы провести для них последнюю исповедь. Убить – его? Может, есть шанс, хоть один шанс помочь ему? Вновь вспомнились гравюры и легенды, где рыцари безжалостно убивали чудовищ, но теперь Кристофер видел их обратную сторону – чудовищами становились люди! Они, может, и не знали, кто они, пока в них не вспыхивал голод! Они ходили на проповеди и пикники, они могли оказаться кем-то пусть и не близким, но знакомым! Рука, сжимавшая меч, дрогнула.
– Ты пришел!
Кристофер взглянул на мисс Айвз и заметил, что она в мужской одежде: свободной блузе, брюках, мягких сапожках. Никакого оружия, кроме волшебства, что горело изумрудами на кончиках ее пальцев. Судя по растрепанным волосам, царапине на щеке и порванному рукаву, помогало оно плохо. А еще ее голос… звенящий от облегчения и радости, не оставляющий сомнений – справиться самой у нее не выходило.
– Он убил кого-то! Попробовал не только мертвой плоти, но и живой!
Кристофер и сам видел алые пятна на белом пасторском воротничке. Голод все-таки свел Доуса… нет, гуля с ума. Больше он не человек, и даже разума в нем не осталось – лишь жажда крови. Теперь, подобный обезумевшему волку, он будет резать людей, словно овец, и конец этому положит лишь смерть.
Чувствуя, как сердце бьется где-то в горле, вызывая тошноту и головокружение, Кристофер сжал рукоять меча.
* * *
Доус знал, что кончится все именно так. Понял это, когда встал за кафедру читать воскресную проповедь и почувствовал среди прохладного запаха ладана и камня тонкий сладкий флер ванили. Он проникал в ноздри, и от него сжимался в болезненном спазме желудок. А потом среди знакомых лиц появилось ее – вроде обычное: нос пуговкой, карие с лукавой искоркой глаза, но, стоило задержать на ней взгляд, кружилась голова.
Облик девушки двоился, и сквозь один проступал второй – златовласой красавицы с узкими кошачьими зрачками. Тогда пастор Доус отвернулся, но она встретилась ему снова. И снова. И снова. В последнюю встречу аромат ванили свел его с ума; резь в желудке скрутила так, что он не удержался на ногах, выбила из головы все мысли и чувства, кроме голода, но и тогда Дадли Доус пытался сохранить рассудок, полз прочь от девушки, а когда смог подняться, то побежал. «От себя не убежишь», – насмешливо неслось ему вслед, а тропа под ногами расползалась, и вместо гравия у церкви под подошвами ботинок скользила трава. Оплетала щиколотки, тянула в землю.
А теперь, когда он пришел отомстить за то, что она сделала с ним, за разоренную могилу Джозефа Мэллоуна, чьи внутренности были столь восхитительно сладки, за убитого пастуха, чья печень всего на секунду утолила безумный голод, в это влез Кристофер. Смотрел на него холодными синими глазами, сжимал меч, и в его напряженной фигуре, в бледном лице Доус мог прочитать лишь смертный приговор.
Почему, почему он решил убить его? Только лишь потому, что он стал чудовищем? Только лишь потому, что разорил могилу его брата? Потому что убил пастуха? Доус не знал, во что он превратился, он даже не знал, что такое возможно! Обычный священник в обычном приходе, который достался ему потому, что он прилежно учился и понравился этим настоятелю при университете. Он выхлопотал ему этот приход, смог продвинуть, и вот спустя годы безупречной службы Доус больше не пастор, не страж душ, а убийца.
Голод туманил разум, резью отзывался в желудке, от него ломило тело, и сопротивляться становилось все сложнее. Лишь одно удерживало Дадли Доуса от того, чтобы поддаться ему, – запах ванили, запах той, кто разрушил его жизнь. Он должен отомстить ей, а потом… что ж, если Кристофер останется жив, он позволит ему отрубить себе голову.
* * *
Кристофер едва уловил миг, когда гуль бросился в атаку: вот он стоял, замерев между ним и мисс Айвз, а вот уже летит прямо на нее, оттолкнувшись от земли мощными лапами. Фэйри прыгнула, уклонилась, завертелась в изумрудных огнях, и вот уже Кристофер стоит между чудовищем и мисс Айвз. Гуль зарычал, с уголков его губ стекали слюна и пена, он попытался сказать что-то, не смог и тогда просто бросился в атаку.
Тело помнило тренировки куда лучше, чем разум, и это спасло Кристоферу жизнь. Пусть неуклюже, но он смог не только уклониться, но и контратаковать. Клинок сердито свистнул в воздухе и принял на себя удар когтей: руки дрогнули, запястье заныло от напряжения. Кристофер поменял хват и уже успешнее отразил следующие три атаки гуля, остервенело рвавшегося к фэйри. Четвертую прервала мисс Айвз: зеленая сеть рухнула на Доуса, оплела, придавила к земле и треснула, рассыпавшись искрами, когда монстр рванулся всем телом, но Кристоферу хватило. Клинок отразил лунный свет, прочертил серебряную полосу, запев не сердито – торжествующе, и все было кончено.
Так быстро… Так… нелепо? Сердце больше не билось в горле, и тошнота прошла, сожженная горячкой поединка, но Кристофер чувствовал себя опустошенным. «Мистер Мэллоун! Будьте осторожны». Он знал? Доус знал, кто он? Что не человек, а чудовище, что может сойти с ума и начать убивать? Или нет?
– Его можно было спасти?
– Нет.
Фэйри не могут лгать. От этой
