со смеху до слёз.
Успокоившись и смахнув выступившие на густых рыжих ресницах капли, Марк спросил:
— Что планируешь делать дальше? Да и вообще, чем занимался?
Такое количество вопросов и ни слова о себе в ответ напоминало мне манеру общения миссис Прескотт в нашу первую и последнюю с ней личную встречу. Если именно под таким односторонним диалогом Марк подразумевал то, что мы сможем найти, о чём поговорить, то меня такой расклад совсем не устраивал. Давая ему фору, я всё же решил сказать ещё пару слов о своей жизни, чтобы потом перейти в наступление.
— Отучился в университете, писал рекламные тексты то там, то тут, в основном работал на фрилансе. Потом меня заметило одно рекламное агентство, где я и работал до сегодняшнего дня. Что дальше — вопрос неплохой, но, пожалуй, я подумаю об этом, когда моя черепушка полностью восстановится.
— Я всегда знал, что ты не пропадёшь, — кивнул Марк. — Да и к тому же, что, что, а складно писать ты всегда умел, хотя и не очень любил тратить на это время.
— Возможно.
Мне надоело лежать на спине, и я повернулся на бок. Напрочь забыв про капельницу, я чуть не выдернул катетер, пытаясь положить под голову руку.
— Осторожнее! — Марк поправил задетую прозрачную трубку, чтобы та не перегибалась. — Может, тебе помочь нормально сесть, если уже не лежится?
Он хотел было приблизиться ко мне, но я остановил его контрольным выстрелом в лоб.
— А что насчёт тебя? Как там жизнь в Европе?
Лицо Марка помрачнело. Он замолк на некоторое время и, тщательно обдумав то, что хотел сказать, огорошил меня информацией, к которой я совсем не был готов.
— Я проучился за границей месяца два или три, уже толком не помню. А потом вернулся в Америку.
Моё сердце пропустило удар. После нашего расставания мысль о том, что человек, которого я любил, находился за тысячи километров и, соответственно, буквально существовал в каком-то другом, недоступном мне измерении, во многом помогла мне восстановиться и смириться с произошедшим. Если бы Марк бросил меня, по-прежнему живя в нашем городе, я бы абсолютно точно не смог принять наш разрыв, продолжая терзать и себя, и его. Теперь же выяснилось, что весь путь, проделанный мной для того, чтобы отпустить Марка, был построен на ложном убеждении, которое если и соответствовало реальности, то только в течение очень короткого времени. За «два или три месяца» я ещё даже толком не успел прийти в себя, а он уже успел вернуться домой.
Я закрыл глаза и пытался дышать как можно тише, чтобы скрыть от Марка болезненную реакцию на сказанное.
Марк молчал и, наверное, попросту не знал, как продолжить. В этой жизни он редко бывал растерянным или боялся чего-либо, но, если такое случалось и я в этот момент был рядом, он брал меня за руку и постепенно приходил в себя. Я и подумать не мог, что спустя столько лет эта привычка проявит себя и он, словно утопающий, вновь ухватится за мою руку.
Мне хотелось сказать, что это я был тем, кому на самом деле была нужна поддержка, но, открыв глаза и увидев, как Марк мелко подрагивает, не стал вырывать руку. Сделав глубокий вдох, я сказал как можно более спокойно:
— Ну и чего ты? Вернулся и хорошо. Я слышал, у них там бастуют направо и налево, а ещё дерут бешеные налоги с населения. Приятного мало.
— Есть такое, — сипло ответил Марк, всё ещё сжимая мою ладонь. — Эрик…
— Что?
— В юности я совершил множество ошибок, с последствиями которых борюсь до сих пор, но я хочу, чтобы ты знал: моё решение бросить учёбу было самым правильным в моей жизни.
— Постой, о чём ты? — я посмотрел Марку прямо в глаза. — Думаешь, я поверю в то, что ты… Хочешь сказать, когда ты вернулся, ты и здесь университет в итоге не окончил?
— Нет, — Марк вновь смог улыбнуться.
Это было похоже на правду, потому что, раз он все-таки снова приехал в Америку, он должен был восстановиться в университете, где мы с ним учились, и я так или иначе как-нибудь бы с ним столкнулся. Но после отъезда Марка я ни разу его больше не видел.
— Как на это отреагировали твои родители? Я вообще представить не могу, чтобы они позволили тебе сделать нечто подобное. Они же всегда считали, что без образования невозможно пробиться в люди.
Марк пожал плечами.
— Когда я вернулся в Америку, я больше никогда с ними не жил. Да и, откровенно говоря, меня тогда уже мало волновало, что они думали на этот счёт и чего хотели. Мы перестали общаться.
Мне хотелось вскочить с койки и завопить: «Кто ты такой, чёрт возьми, и что сделал с Марком, которого я знал?!»
Марк из прошлого настолько любил и уважал родителей, что никогда не позволял себе пойти им наперекор. Марк из прошлого обожал свою семью и не мог надолго с ней расставаться, не говоря уже о том, чтобы прерывать все связи. В конце концов Марк из прошлого был целеустремлённым и хотел многого добиться, частенько забывая про отдых и учась как не в себя ради своего успешного будущего.
Меня разрывало от негодования. Я высводил свою руку из пальцев Марка и резко поднялся, из-за чего игла катетера всё-таки выдернулась. Кровь заструилась по коже, окропляя алым белую пижаму и постельное бельё, но мне было на это плевать. Сев, я неожиданно для Марка, как в общем-то и для самого себя, схватил парня за ворот футболки. Я с силой подтянул к себе рыжего болвана и закричал ему прямо в лицо:
— Придурок! Как ты мог отказаться абсолютно от всего, что у тебя было?! От семьи? От возможности получить образование? От карьерных перспектив? Я что, когда-то вытрахал из тебя все мозги?! В какую грёбаную помойку ты спустил свою жизнь?! Это не твой жизненный сценарий, не твой…
Я также хотел спросить о том, почему он ещё и мне когда-то морочил голову необходимостью получения высшего образования, если сам в результате сошёл с этой дороги, но под конец фразы мой голос уже перешёл на хрип. В глазах потемнело от головокружения, и я даже отпустил Марка, чтобы восстановить сбившееся дыхание и вернуть на место расплывающиеся стены палаты.
Марк приобнял меня здоровой рукой и, поддерживая под лопатки, тихо сказал:
— Плохо это или хорошо, но мне понадобилось отказаться от всего, чтобы найти настоящего себя. Теперь я могу быть счастливым, — он
