Глава вторая в семи частях, в которой происходит первая половина преступления. Человек повсюду окружен зверьем
1
Два дня спустя. Воскресенье. День склонился к вечеру. Под таким небом, думает Себастьян, мир похож на стеклянный шар со снежным пейзажем, забытый у Бога на полке и давно уже не встряхиваемый. Усталость навалилась на плечи и веки, поэтому он приспустил стекло. Ветер треплет рубашку и волосы. Вокруг раскинулись ярко освещенные луга, по стойке «смирно» выстроились рядом с удлинившимися тенями мачты линии электропередачи. Извилистая лента шоссе вписана в ландшафт, который даже среди лета умудряется производить впечатление лыжного курорта. Лес по склонам на горизонте вырублен; оставшиеся елки сиротливо жмутся друг к дружке разрозненными кучками. Местами, где выступ скалы подходит к самой дороге, для защиты от осыпей натянута проволочная сетка. В кювете валяется черная кошка — попытка перейти дорогу обернулась бедой для нее.
Когда Себастьян не смотрит на окружающий ландшафт, его взгляд прикован к разделительной полосе, белые отрезки которой почему-то плывут навстречу как в замедленной съемке, чтобы затем рывком улететь под машину. Чем дольше он смотрит, тем больше ему чудится звук осторожных шагов — это проходит время.
Сегодня ему за всю ночь перепало не более двух часов сна. После того как в четыре он, несмотря на сердцебиение, все же заснул под мокрой от пота простыней, в шесть к его изголовью явился бодренький Лиам — требовать, чтобы он со всем вниманием выслушал итог его вычислений. Он взволнованно сообщил, что не позднее чем через двадцать шесть часов тринадцать минут и приблизительно десять секунд будет уже в лесу у скаутов.
Себастьян очнулся ото сна с ощущением только что пережитой и плохо сохранившейся в памяти катастрофы и все же невольно улыбнулся над взволнованностью Лиама и этим «приблизительно». Ему представилось, как сын с карандашом и бумагой пытается угнаться за быстро мелькающими секундами, которые в момент записи, когда он, казалось бы, их ухватил, уже перестают соответствовать точному ответу. Едва Себастьян спустил ноги с кровати и встал на пол, к нему вернулось воспоминание о прошедшем вечере и свинцовым плащом легло на плечи. Радио в ванной комнате в ответ на нажатие кнопки изрыгнуло в лицо такой шквал звуков, словно это взорвался скопившийся за ночь запас шумовой энергии. Испугавшись, что услышит из динамиков собственное имя, Себастьян немедленно выключил аппарат. Под душем он до упора открыл горячую воду и в наполнившейся паром стеклянной кабинке, среди заплаканных стен, приводя разумные доводы, сам себя уговаривал на разные лады, что не произошло ничего страшного. Рейтинг «Циркумполяра», дескать, сравнительно невысок, сослуживцы по институту научно-популярных передач не смотрят. Кроме того, никто не примет это так трагически, как он. В наше время все новости забываются через день-другой, тем более если речь идет о телевизионной передаче.
Совсем рядом с дорогой по солнечному морю проплывает флотилия блестящих кораблей с рогатыми галеонными фигурами. Ошеломленный Себастьян в следующий миг узнает в них оленей…
— Смотри скорей, Лиам! Вон там, слева!
…оленей, переходящих рапсовое поле. Мелькнули — и мимо. Деревья по бокам шоссе уносятся назад, туда, откуда едет Себастьян. В воздухе пахнет грибами, землей и дождем, который ни разу не шел вот уже несколько недель. Себастьян вдруг чувствует, что он так бы и ехал все на юг и на юг, как будто юг — это место, до которого можно доехать. Он пробует насвистеть песню «I haven’t moved since the call came»[15]. Но звуки, которые слетают с его губ, не имеют ничего общего с мелодией, звучащей у него в голове.
2
Сразу же после окончания передачи он позвонил Майке. Ни с кем не попрощавшись и только заскочив в гардероб за сумкой, он блуждал по коридорам телецентра в поисках выхода. Когда его мобильник наконец попал в зону приема, он набрал номер фрейбургской квартиры и с удивлением слушал теперь возбужденные возгласы Лиама и веселый голос довольной Майки.
— Это было нечто! — начала она со смехом, но, почувствовав состояние Себастьяна, переменила тон.
Она подыскивала утешительные слова, но совершенно не понимала серьезности происшедшего. По-видимому, из-за шума в студии Майка не расслышала и не углядела ничего особенного, для нее это была обыкновенная научная дискуссия. От облегчения у Себастьяна закружилась голова. Он решил отказаться от ночевки в майнцском отеле и вернуться к своим во Фрейбург. На протяжении трехчасового слепого полета по автобану его мысли неустанно кружили вокруг Оскара в попытках переосмыслить все представления о нем, которые сложились у него за двадцать лет их знакомства, и под новым углом зрения проанализировать личность, характер и образ мыслей Оскара. Из этого мало что получилось. Себастьяну никак не удавалось сосредоточиться, и каждая попытка заканчивалась тем, что он как в стенку упирался в одно и то же открытие: люди вроде Оскара воспринимают жизнь как игру, в которой непременно нужно победить.
Дома его у порога встретила Майка бокалом свежесмешанного коктейля «виски сауэр» и замечанием, оказавшимся на удивление созвучным его собственным мыслям: «Оскару мало выйти победителем, ему надо, чтобы кто-то другой проиграл. Война для него важнее даже тебя».
