Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Между тем Лоран, который с трудом переносил собственное одряхление и то, каким он представал постороннему взгляду, становился агрессивным, ища повод для ссоры с друзьями, пришедшими его навестить. Он создавал вокруг себя пустыню, а потом, как обидчивый ребенок, растерянно жаловался на это. Пользуясь единственной возможностью проявить власть, выказать смелость, он придирался к пустякам, стремился ранить, убить словом. Сил у него хватало лишь на ярость.
Тогда Жан решил купить дом в Провансе, что должно было обеспечить им уединение, солнце, близость природы… А может, и покой… Он договорился о покупке особняка, построенного в восемнадцатом веке из золотисто-желтого камня, оставил брюссельский магазин на управляющего, и они поселились во Франции.
Когда Лоран скончался накануне Рождества, Жан решил покончить с собой. Усевшись возле мерцающей елки, под которой лежали уже никому не нужные подарки, он составил список людей, которых следовало предупредить, перечень неотложных дел, наметил, как должны выглядеть их могилы, расписал прочие пункты и распоряжения… Было бы слабостью уйти из жизни, повесив все эти неблагодарные поручения на неизвестных! Из почтения к этим незнакомым людям он отсрочил свое самоубийство.
Он вернулся в Брюссель с телом Лорана, приобрел два участка земли на кладбище в Икселе. Вскоре состоялась краткая траурная церемония.
В нотариальной конторе давний спутник Жана заставил его ознакомиться с документом, который он ни за что не хотел бы читать. Он стал наследником Лорана. Пользуясь случаем, законник посоветовал ему пересмотреть свое завещание, поскольку теперешний вариант утратил силу, ведь теперь скончались и Лоран, и Давид.
Жан поразмыслил. Последние годы, на протяжении которых он скрывал агонию Лорана, отдалили его от друзей, приятелей, бывших клиентов, дальних родственников. Они не выдержали его страданий. Так кто же был добр к нему? Кому отдать предпочтение?
Несколько имен пришло ему в голову, все это было приемлемо, но не вызывало энтузиазма. Устав от колебаний, он уже хотел попросить нотариуса указать различные благотворительные заведения, но вдруг перед ним промелькнул один образ: Женевьева, которая выходит из больницы, подталкивая кресло, где сидит парализованный Эдди. Да, она поняла бы, что ему довелось пережить! Она бы глубоко прочувствовала его ситуацию! Ведь эта женщина посвятила жизнь инвалиду, она теряла близких людей: Джузеппе, уехавшего в Италию, своего Давида. Своего? Их Давида… Лоран так его любил…
Жан рассмеялся.
Нотариус решил, что ему нехорошо:
— Господин Деменс, с вами все в порядке?
— Да…
Раз Лоран воспринимал Давида как сына Жана, стало быть, Жан мог рассматривать Женевьеву как мать своего сына?
— Представьте, в давние времена я был некоторым образом женат, вот этой женщине я и хочу оставить все.
И Жан продиктовал завещание, которое превратило Женевьеву Гренье, урожденную Пиастр, чье венчание состоялось тринадцатого апреля в соборе Святой Гудулы, в законную наследницу всего его состояния.
И после этого он решил, что можно умереть.
Увы, этому препятствовало хорошее здоровье. Что тут поделаешь! Печали, тоски, горьких сожалений было достаточно, чтобы испортить ему жизнь, но не отнять ее. Читая от нечего делать классические романы, он завидовал тем временам, когда умирали от любви… Принцесса Клевская чахла вполне эффективно, героини Бальзака тоже… Но не он. «Да, женщины… — подумал он. — Может, они горевали сильнее? Может, и впрямь смерть от любви — удел женщин?»
Проведя в скитаниях пять лет, он слег от тяжелого гриппа. С решимостью, не уступавшей осмотрительности, он позаботился о том, чтобы доктора позвали тогда, когда было уже слишком поздно.
Когда Жан понял, что пришел его час, он закрыл глаза, думая о Лоране, так как в глубине его души еще не выветрилась детски упрямая католическая вера. Он хотел, чтобы то, о чем ему когда-то говорили, оказалось правдой: он вновь соединится с любимым человеком…
Он умер, исполненный веры, с улыбкой на губах.
* * *
С балкона особняка Женевьева смотрела на дорожки, посыпанные розовым песком, на газоны вдоль прелестной авеню, где стеклянные плафоны фонарей высвечивали созревшие на деревьях каштаны. Местные жители в льняных костюмах выгуливали собак, и по аллее непринужденно шествовали холеные породистые животные, не менее шикарные, чем их хозяева. Женевьева только что переехала в дом двадцать два по авеню Лепутр.
Но разве слово «переезд» отражало суть? Ведь в этом доме было в десять раз больше мебели, чем доставил грузовичок из квартала Мароль.
Вот-вот к ней должны были приехать дети.
Но она все еще не проникла в тайну своего благодетеля.
Жан сжег все документы, письма и альбомы с фотографиями, которые могли бы рассказать о его жизни. Из сплетен Женевьеве почти ничего не удалось почерпнуть, потому что в доме больше не было консьержа, а уборкой вот уже десять лет ведала турецкая фирма, где работники сменяли друг друга; самые давние жильцы съехали, а новые видели лишь одинокого старика.
Из собранных ею косвенных свидетельств складывалась не слишком утешительная история, не имевшая ни конца ни начала; по мнению одних, Жан был мизантроп; по мнению других — он поддерживал тайную связь с замужней женщиной; по словам некоторых — наиболее абсурдная версия, — у него был друг-гомосексуал, тот самый, чью могилу она приметила на кладбище. Бывают же злые языки!.. Ну можно ли представить столь мужественного, судя по виденным ею снимкам, человека в объятиях какого-то мальчика…
Раздался звонок. Это прибыли дети.
Предстояло объяснение.
Минни вошла первой, она обняла мать и тотчас принялась с восторгом осматривать апартаменты. Через пять минут явились Джонни и Клаудия; хоть они и попытались в качестве преамбулы завязать невинный разговор, но тоже бросились изучать жилище.
— Я приготовила чай и заказала торт, — объявила Женевьева.
В словах «заказать торт» проскальзывало напряжение: произнеся их, Женевьева осознала, что усвоила замашки богатой женщины.
Усевшись за стол, дети выжидающе уставились на нее, в их взглядах был один и тот же вопрос.
— Да, мои дорогие, не буду скрывать: я получила немалое наследство, — призналась Женевьева.
И перед ошеломленными детьми она перечислила все движимое и недвижимое имущество, которым отныне владела; тем самым Женевьева стремилась засвидетельствовать свое чистосердечие, доказать, что открывает без утайки все, что ей известно. На самом деле она расчищала почву для дальнейшего.
Они заерзали, сказанное произвело на них впечатление.
Тем временем Женевьева разрезала клубничный торт, которым славился этот квартал, разлила чай. Она надеялась выиграть несколько минут отсрочки, но тут Минни воскликнула:
— Так почему?!
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
