он махнул рукой.
— Убедила. Девочка идёт с нами. В конце концов, Эджервилль стоит на границе с Фригоном, и объяснить в случае чего присутствие мага льда будет проще.
— Спасибо, Ник, спасибо! — воскликнула я. — Ты не пожалеешь! Вот увидишь, всё будет хорошо!
От счастья я готова была кинуться ему на шею, но он остановил меня жестом.
— Осторожно, у меня очень ревнивая девушка!!!
Меня было не обмануть напускной серьёзностью. Я отчётливо различала радостные искорки в золотистых глазах. Николас никогда не признался бы, да это было и не нужно, я без слов ощущала, какой тяжёлый камень упал с его души.
Тепло простившись с Калебом, наша троица вновь отправилась в путь. Мы планировали прибыть в Эджервилль ближе к закату. И когда лучи ускользающего за горизонт светила по имени Око Солиса на прощание укрыли природу пурпурным плащом, кулак Николаса опустился на ворота, ведущие в отчий дом.
Нам не пришлось долго ждать. На стук почти сразу вышел мужчина. Он близоруко сощурился, пытаясь понять, кто побеспокоил его в такой час. Рука его дёрнулась ко рту, затем опустилась к шее, будто ему стало трудно дышать. Через мгновение отец прижал сына к груди.
— Сынок… живой… живой…
— Папа, я дома, — повторял Ник хрипло, похлопывая отца по спине.
Глава 7. Возвращение
Ремонт — жуткая вещь на самом деле, непроходимое испытание для многих семейных пар. В полосе препятствий под названием «Долго и счастливо» преображение жилплощади — своего рода отборочный этап перед покупкой собаки или рождением детей. Недаром о плитку для кухни бьются в щепки прочные на первый взгляд «корабли любви».
Мне нравилось украшать нашу квартирку. Хотя от пробежек по строительным магазинам гудели ноги, от цементной пыли чесались глаза, и голова кружилась от осознания того, что у одного лишь белого цвета есть масса оттенков вроде алебастрового или амиантового, меня вдохновляла идея создания собственного места силы, как Крепость Одиночества у Супермена, только для двоих. Но тот, кто придумал, что в доме важнее прочего погода, оказался прав. Наш с Пашей небосклон затянуло грозовыми тучами, а стены и мебель — не то, ради чего вечером стоит спешить домой.
Дом Шелли стоял на отшибе, под сенью угрюмых деревьев, и всё же был местом, где просишь подлить заварки, несмотря на сытость, лишь бы не уходить. Первым, на что падал взгляд при входе в гостиную, был небольшой камин. У огня грелись два глубоких кресла. Столик на изогнутых, как у бульдога, лапах жался к полу. Жёлто-оранжевые блики скользили по узору на спинке широкой лавки. На каменных стенах красовались соцветия, нашедшие под стеклом вторую жизнь. В другой части комнаты стоял письменный стол с отставленным стулом. Раскрытая книга и тающая свеча говорили о том, что кто-то здесь недавно читал.
На второй этаж зазывала лестница. Она также служила перегородкой между гостиной и кухней. На то, что рядом находится самый востребованный уголок любого жилища, указывали плывущие по воздуху запахи тушёного мяса, хлебной закваски, душистых специй, печёных овощей. Под звон посуды сильный женский голос напевал, скрашивая монотонную работу. Мне захотелось подхватить задорный мотив, но нужно было снять верхнюю одежду и помочь раздеться Сэм.
— Томми, кто там?
Из кухни выглянула рыжеволосая, как и другие Шелли, женщина. При виде сына она всплеснула ладонями и, словно неживая, застыла. Только беззвучно шевелились губы на побелевшем лице. Ей понадобилось несколько минут, чтобы привести тело в движение. И, преодолев расстояние, она зарылась носом в шерстяную ткань на родной груди.
Ужинать нас усадили в кухне. Мама Николаса с ловкостью молодой ещё женщины сновала между очагом и столом. Перед нашими носами будто из воздуха появлялись глиняные горшочки с мясным рагу, грубые куски хлеба, подрумяненные с боков грибы. Кружки наполнялись отваром из ягод и имбиря. Согревал напиток не хуже глинтвейна, еда была восхитительной в своей простоте. Смирным ручьём лилась застольная беседа, и напряжение последних суток уступило место расслабленности и подступающему сну. Сэм задремала прямо за столом, с большой горбушкой, зажатой в кулачке.
— Молли, — тихо позвал глава семейства, — отведи девочку в комнату Николаса. Мне нужно поговорить с сыном. Кара, и ты задержись.
Я осталась, конечно. Мне предложили самое тёплое место в гостиной — у камина. Хозяин дома устроился в соседнем кресле, а Ник сел на лавку напротив нас.
Проводив жену наверх взглядом, Шелли-старший обратил всё своё внимание на сына.
— Рассказывай, — велел он.
Парень говорил долго. Он не скрыл ни единой детали, и я в который раз за вечер позавидовала его доверительным отношениям с родителями. Вот что такое настоящий дом! Не каменная кладка и надёжная кровля, а место, где тебя принимают и любят таким, какой есть. У Николаса всё это было, а у меня… будет ли?..
Шелли-старший слушал не перебивая, ничем не выдавая истинных чувств. Время от времени в янтарных глазах вспыхивал интерес, или, быть может, так только казалось, и то был лишь отблеск танцующего в камине пламени.
— Вот и всё, — подытожил Ник, — от Калеба шли в Эджервилль через лес. Я опасался, что по дороге кто-нибудь встретится, но нет, повезло.
— Повезло? Вас вела воля богов, не иначе. Однако «везение», как ты изволишь выражаться, не бесконечно. Помните об этом и будьте благодарными. — На нас он уже не смотрел. Посидел, глядя на огонь задумчиво, и добавил: — В деревне не показывайтесь. Благо дом отдалён от оживлённых мест. Вас ни в коем случае не должны видеть.
— Но отец! — Николас подскочил с лавки. — А как же Мэри? Я хотел повидаться, сказать ей, что…
— Сядь, сын! — неожиданно резко оборвал Шелли-старший. — Ты всё равно не сможешь ничего ей дать в статусе дезертира. Что бы ни побудило тебя поступить так, официально ты вне закона. Значит, действовать нужно соответствующе. И пока я не вижу иного выхода, кроме как не обнародовать тот факт, что ты выжил у Багрового поля.
Он провёл рукой по волосам. Жест превратил отца в абсолютную копию сына, только слегка состаренную. Наверное, это действительно помогало сосредоточиться — голос его зазвучал ровнее.
— Со временем мы что-нибудь придумаем, поверь. Параллельно попробуем поискать информацию о девочке. Я напишу Калебу, попрошу содействия. А вот с этой юной леди, — он развернулся ко мне, не покидая кресла, — дела обстоят сложнее.
— Я… вы… — сколько ни уговаривала себя не нервничать, слова застревали в горле. — Скажите, оранти, — наконец преодолела волнение я, — вы поможете?
— Называй меня Томас, дитя моё, — тёплая ладонь накрыла мои дрожащие пальцы. — Сделаю всё
