Но, с другой стороны, подрывая армейские бэтээры и «Уралы», большой славы не добудешь. И денег тоже. О чем не преминул напомнить Абдулла.
Долго обсуждали, с какой стороны за это дело можно взяться, где подобрать людей, как незаметно перебросить в Россию оружие и взрывчатку. Что не так-то просто, если помнить, что придется проходить через десятки блокпостов и проверок и что на помощь местного населения рассчитывать не приходится.
Нет, не получится, слишком опасно. Там даже гор нет, куда можно уйти и где можно спрятаться.
К тому же действовать сообща — значит идти под чье-то начало. А идти под чье-нибудь начало не хотелось — не любят чеченцы, чтобы ими командовали, — каждый чеченец сам себе голова и сам себе командир!
Ага, а сам с кем останешься?..
Непросто договориться командирам друг с другом. Они же не настоящие, они же полевые… Это тебе не регулярная армия, где предложения командира не обсуждаются, а исполняются бегом на полусогнутых.
Не поняли Абдуллу, не поддержали. Но отступать он не собирался — гордость не позволяла! Чеченец не должен брать назад свои слова.
— Не хотите — как хотите, — сказал Абдулла.
Конечно, сказал не так, сказал по-другому, другими словами, но смысл был тот же. Смысл был понятен.
Сказать иначе, сказать, что его собеседники струсили, он не мог. Если чеченцев обвиняют в трусости, они тут же хватаются за кинжалы. Или «АКМы».
— Тогда я сам!..
Ну, точно — бешеный.
«А что, пусть попробует, — подумали все. — Он попробует — мы посмотрим. Если у него что-нибудь получится, то можно будет собраться еще раз. А если нет…»
Глава 10
— Борт сто семнадцать просит взлет.
— Понял тебя. Борту сто семнадцать взлет разрешаю.
В общем, — от винта, хотя у современных штурмовиков и перехватчиков винтов не бывает!.. Оглушительно взревели набирающие обороты турбины.
Спарка из двух «сушек», набирая скорость, побежала по взлетно-посадочной полосе…
…Второй месяц Аслан Салаев только и делал, что ни черта не делал, потому что второй месяц «припухал» в полевом лагере. Жизнь в нем была почти пионерская — здоровый сон на свежем воздухе, трехразовое питание, вечерние посиделки у костра. Правда, жить приходилось в армейских, советского еще покроя брезентовых палатках, но в сравнении с каким-нибудь схроном, там, в Чечне, это был верх комфорта. Хотя бы потому, что здесь не нужно было ожидать в любой следующий момент неожиданного выстрела из-за куста, не нужно было маскироваться и спать вполглаза в обнимку с автоматом. Сюда федералам было не добраться, здесь был мир…
Лагерь располагался на территории суверенной Грузии в одном из высокогорных районов, куда проверяющие из различных международных организаций не забирались. А если забирались, то загодя предупрежденные чеченцы уходили в лес, а их место занимали грузины, изображавшие членов спортивного общества, отдыхающих на лоне природы.
Грузины никогда не любили воинственных, которые только и делали, что воровали у них скот и резали пастухов, чеченцев. Но теперь они сошлись с ними на почве дружбы против русских. Открыто они их не поддерживали, но приют давали. Всегда лучше воевать с могущественным и потому потенциально опасным соседом не своими, а чужими руками. Кроме того, чеченцы были удобной разменной картой в хитромудрых политических играх. Садясь за стол с такими матерыми, как Россия и США, партнерами, Грузии не оставалось ничего другого, как заранее припрятать в рукав пару козырей, отчего и возникли по ту сторону российской границы лагеря, где чеченские боевики отдыхали от войны.
По распорядку: молитва, обед, послеобеденные занятия…
Но далеко не все бойцы отряда Аслана Салаева прятались от войны в Грузии — кто-то дома. Им было проще, они были местными. По горным, натоптанным контрабандистами тропам чеченцы переходили в Россию, спускались с гор, снимали камуфляж, сменяя его на гражданку, зарывали в укромном месте автоматы и изображали законопослушных граждан, занимающихся мирным сельскохозяйственным трудом. При проверках они предъявляли советские паспорта с пропиской. Придраться к ним было трудно.
Нагулявшись на домашних хлебах, они возвращались, сытые и довольные, как мартовские коты.
В отличие от своих «братьев» Аслан Салаев торчал в лагере безвылазно. Потому что ему идти было некуда. И нельзя. Он был не совсем типичным чеченцем, потому что и чеченцем-то не был — был русским. Славянские лица в незаконных вооруженных формированиях встречаются не так уж редко — обычно это солдаты-срочники, которые, попав в плен и видя, как «чехи» режут глотки их сослуживцам, предпочитают, ради сохранения головы, встать под знамена ислама. В отличие от них уроженец села Разливы Костромской области Степан Емельянов перешел на сторону «чехов» сам, после того как по пьяному делу набил морду офицеру и, чтобы избежать суда военного трибунала, сбежал из части, прихватив автомат.
Он тоже принял ислам и стал Асланом Салаевым. Но до того прошел проверку кровью, поучаствовав в расстрелах колонн федералов и пленных солдат. Чеченцы не доверяли словам, они верили только делам.
Он честно отвоевал год, был контужен и отправлен залечивать раны на грузинскую сторону, где вначале «припухал», а потом в свободное от «припухания» время учил боевиков минно-взрывному делу, так как по основной военной специальности был сапером. Про растяжки он им, конечно, не рассказывал, растяжки его ученики ставить и без него умели, он учил их устанавливать минные поля, обезвреживать мины-ловушки, вытапливать в полевых условиях тол из снарядов, подрывать мосты и здания, обходясь минимальным количеством взрывчатки.
— Подходы к лагерю минируются «улиткой», — рисовал он прутиком на земле карту, помечая точками противопехотки. — В центре — схрон, по окружности расположенные спиралью минные поля. — Вычерчивал похожую на пружину часов, только не такую плотную, спираль. — Таким образом, вы сможете легко проходить минное заграждение, продвигаясь по часовой стрелке по заранее намеченным ориентирам и меткам, а противник попадет на мины…
Это была азбука, но незнакомая чеченцам азбука. Не по душе им было саперное дело — им бы коня и кинжал в руки. Ну, или в крайнем случае гранатомет и джип «Чероки». Не к лицу чеченскому мужчине на брюхе по грязи ползать и землю лопатой ковырять. Но вступать в открытые бои у чеченцев силенок уже не хватало, поэтому они осваивали новую для них минно-взрывную тактику войны, минируя дороги, машины и здания. Так что Аслан Салаев пришелся как нельзя кстати, сделав быструю карьеру от рядового бойца до минера-инструктора.
Ну и ладно! Лучше учить других в «пионерском лагере» в Грузии, чем ходить в атаки на федералов в Чечне. Чем дальше от фронта, тем целее будешь! Или не так?
