нового никто не дарил, одни обноски. И за те кланялась! Да я за тебя в огонь и в воду! Только поверь, смерть тебе здесь грозит страшная! Вот и прошу, хоть и люб ты мне, не кажи сюда больше свои очи!
— Ладно, об этом попозже поговорим, попейте сперва чаю с тем, что я привёз, — решил я отвлечь старушку от идеи фикс, которая втемяшилась ей в голову. Да, очень жалко, что у неё голова не совсем в порядке…
Скоро старушка уже пила чай, хватая то одно угощение, то другое.
Я, тем временем, выяснил, что печь в порядке, дров нет, купить их можно, конечно, а вот привезти не выйдет — машины сюда могут попасть только «помеченные» (так она выразилась). И люди тоже только «помеченные», да ещё те, которых они с собой приведут.
Что всё это значит, я не стал уточнять, сказал только, что проблему с дровами решу. Чайник на кухне я нашел, но он был в таком состоянии, что я надумал приобрести новый.
Я решил проинформировать старушку о моих вчерашних сомнениях и поисках:
— Да, Байбукина я вчера так и не нашёл, и матери его тоже. И нотариуса.
Старушка оторвалась от чая и взглянула на меня с нескрываемым сожалением.
— Где ж ты его найдёшь, милый? Он теперь уже у себя. Сидит там, как паук, тебя дожидается…
— Где, у себя?
— Ну там, куда он всех завлекает. Там у него и прислужниц полно, которые его волю во всём блюдут. Ужастеями их кличут. Вот он двоих-то и притащил. Одна мамашу его изображала (да ещё имя моей хозяйки покойной ей нарёк, чтоб ему пусто было!), а другая этого, ну, как его… тариуса.
О чем говорить с больным человеком? Я встал.
— Вы тут пока чаёвничайте, а я пойду, уборкой займусь.
— Что ты, что ты, милый! — замахала руками старушка. — Разве ж это хозяйское дело: в паутине и пыли мараться! Сама всё к завтрему уберу, не узнаешь комнаток! И раз уж ты такой упрямец, запомни: самое опасное здесь — заснуть. Днём, ладно уж, приезжай, но к вечеру, чтобы духу твоего здесь не было.
— Ладно, разберёмся, — ответил я. — Скажите вот ещё что: у вас тут мыши или крысы водятся? А то моя невеста их боится.
— Какие мыши! — кажется, немного обиделась старушка. — Я своё дело знаю. в моём доме мышей быть не может. А крыс, тем паче! И ты подумай хорошо: зачем ты девушке вред причинить хочешь? Привезёшь её сюда — и на ней метка будет. Зачем любезную свою губить?
Я решил не поддерживать разговоры на тему, которую старушка воспринимает неадекватно. Это болезнь, а я её лечить не умею.
— Все будет в порядке, — сказал я. — Не переживайте. Вам точно не нужна помощь в уборке? Если нет, я, пожалуй, поеду. У меня ещё полно дел.
— Справлюсь, не переживай, — ответила старушка. — Мне не привыкать. Скажи мне только напоследок, как зовут тебя, благодетеля моего? Хоть ты и не хозяин мне, потому что дом тебе обманом продали, а всё же я тебя люблю и почитаю пуще любого хозяина, и завсегда тебе буду служить верой и правдой!
— Меня Влад зовут, — представился я.
Старушку, как раньше и Байбукина, заинтересовало моё полное имя. И услышав, что меня зовут Владленом, пробормотала, что такого имени в святцах нет.
— Это современное имя, — пояснил я.
Старушка кивнула, но я видел, что её сомнения полностью не развеялись.
Делать мне здесь больше было нечего, поэтому я попрощался с обитательницей дома и отправился в обратный путь.
10. Тайна Заброшенки
Вечером следующего дня я встречал Юльку в аэропорту. Каждый раз, когда я с ней расстаюсь на какое-то время, а потом снова встречаюсь, я удивляюсь, какая же она милая и непреодолимо обаятельная! Нет, не красивая, хотя это безусловно, тоже есть. Именно обаятельная! Всё в ней казалось симпатичным и располагающим: и то, как она улыбалась, и как морщила свой носик, когда ей что-то не нравилось, и её манера бросать искоса быстрые, чуть лукавые взгляды.
Я вручил Юльке букет роз. Хоть знаю, что она не слишком-то уважает букеты. Как-то она сказала о букетах: «убитые цветы». И это, в принципе, верно. Цветы, отторгнутые от корней и печально завядающие в вазе, могут подарить не только радость, но и грусть… Но не мог же я встретить любимую девушку без цветов!
Мы обнялись, чмокнули друг друга в щёку и направились к моей машине. Было уже довольно поздно. Я отвёз Юльку к ней домой, мы поужинали с её родителями и сестрой (я уже несколько дней не ел домашней пищи!), а потом расстались. Все важные мероприятия я перенёс на следующий день, тем более, что это была суббота, следовательно Юлька была совершенно свободна. На прощанье я заинтриговал её тем, что обещал завтра показать ей нечто очень важное и интересное.
На следующий день мы встретились с Юлькой рано утром, и я попросил её не задавать пока никаких вопросов, потому что у меня есть потрясающие новости, и я хочу, чтобы они стали для Юльки сюрпризом.
Всё таки любопытство её снедало, и она периодически спрашивала, куда мы едем. Я таинственно улыбался (хотя на душе у меня и скребли кошки). Когда мы подъезжали к повороту, я проверил, хорошо ли пристёгнута Юлька и предупредил её, что сейчас ей может показаться, что мы попали в аварию, но бояться не надо. И резко крутанул руль вправо.
Меня оглушил Юлькин крик:
— Влад, осторожнее! Ты что, с ума сошёл?
— Я же тебя предупредил, чтобы ты не боялась.
— Такого невозможно не испугаться. Ты же, Влад, не каскадёр, чтобы такие трюки исполнять!
Мы, наверное, даже слегка поругались бы, но колёса уже подпрыгивали на колдобинах единственной улицы деревни Заброшенка.
Я помог Юльке выбраться из машины.
— Где мы? — Юлька удивлённо вертела головой.
— Эта деревня называется Заброшенка, — объяснил я, тягая из багажника увесистые сумки и перенося их поближе к крыльцу (вчера я всю первую половину дня закупался в магазинах).
— Влад, что молчишь?! Объясни, зачем мы сюда приехали? И для чего ты столько сумок притащил? Если мы приехали на пикник, то здесь (она заглянула в одну из сумок) на два десятка человек продуктов!
Вместо ответа я повёл её прямо к речке. Как я и предполагал, она привела Юльку в восторг. Мы разулись, я закатал брюки, и, держась за руки, мы перешли на другой берег. Вода в самом глубоком
