— Ничего, — повторила старуха, словно других слов не знала.
А потом сказала что-то на непонятном языке, поглядев на внучку.
— Бабушка говорит, что если ты спасёшь жизнь сына её сына и сделаешь его воином, то она будет целовать тебе ноги и сделает всё, что пожелаешь, — перевела та.
— Я скорее от тебя что-то пожелаю, чем от этой старой вороны, — хмыкнул Сайгур. — Ладно, я пошутил. Что она сделает для меня за дочь своего сына? Ты ведь дочь сына, девочка?
Старуха бросила несколько слов и отвернулась. Причем не стала дожидаться, пока внучка переведёт — значит, язык понимала.
— Она не станет стараться из-за никчёмной девчонки, — пояснила Фай. — Господин… Купите её, пожалуйста, господин!
Найрин улыбнулся понимающе. Клай делал из-за его спины какие-то знаки. Ладно уж, эта так называемая знахарка стоит грош, так что про её умения можно выяснить и потом. И почему-то казалось, что есть какие-то. Сайгур достал деньги, отсчитал и бросил купцу, не торгуясь. Её не стали ставить на колени, но остальные ритуальные действия исполнили — ошейник и плеть, которой Сайгур тоже бить не стал, только коснулся.
— Отведите обеих к палаткам, — велел он. — Да, и про мальчишку узнайте, куда его забрали, сына сына и великого пахтана. Сколько, кстати, лет твоему брату, девочка?
— Четырнадцать, господин.
Ага, мальчишка ещё. Не пахтан пока, будущий разве что. Но все равно, можно и забрать себе этого будущего. Если найдётся.
Сайгур ушёл, прихватив с собой Клая. Найрин отвел женщин. Старуха молча села у палатки на кошму, а Фай, поотстав, двинулась за Найрином.
Он, конечно, слышал, что она идет, хотя девушка двигалась тихо. Найрин был и охотником, и тренированным бойцом, и слух его обычно не подводил. Он зашел в палатку, Фай — следом, полог упал, отгородив их от всего. Тогда Найрин обернулся.
— Чего ты хочешь?
— Мой господин… — не глядя на него, девушка сбросила с плеч уже развязанную рубаху и мягко опустилась на колени. — Мой господин?..
Он думал о другом, поэтому немного удивился. Поморщился.
— Нет, Фай. Этого не нужно.
Точнее, не отрицал возможность лечь с купленной девчонкой, даже наоборот. Но присмотреться ведь надо хотя бы. А пока ему хотелось сменить сапоги, затем в палатку и пришёл.
Девушка поспешно поднялась и принялась развязывать юбку. При этом она побледнела и прикусила губу, и смотрела в сторону…
Он проследил за её взглядом. Там на сундуке лежала его короткая плеть, сплетенная из тонких кожаных полос. И этот её взгляд, глаза широко раскрытые, наполненные покорным страхом…
Найрин понял. Догадался. Вот уж не ожидал.
Он решил, что она ему себя предлагать пришла. Соблазнять. А тут другое.
— Прекрати, Фай, — сказал он жестко. — Не нужно.
Она замерла, уронила руки, которые вдруг задрожали.
Найрин подошёл, подхватил завязки юбки и сам затянул. Спросил:
— Ты чего ожидала, дурочка? Плетей? Потому что придержал их там, на торге? — он о таком слышал.
Обычай, какой-то очень старый и имеющий свои объяснения.
Они кивнула.
— Что, кто-то так обращался с тобой?
Снова быстрый кивок.
— Прежний хозяин? Или он был не один? — Найрин говорил негромко, серьезно. — За что тебя били плетью?
Надо было уточнить. И ещё он мягко провёл пальцем по щеке девушки. По правде говоря, был сбит с толку этой смесью чувств, которые вдруг обрушились. Охотно отходил бы той плеткой купчишку, что продал Фай. Наказывают за провинности. Любые другие цели вызывали отвращение.
— Двое, — она облизнула пересохшие губы. — Первый хозяин меня подарил. Я должна знать руку того, кому принадлежу. Его власть. Это… так положено, мой господин. Но…
— Ясно, — он кивнул. — Вот что, Фай. Я не испытываю удовольствия от чужой боли. От своей тоже. А ты? Тебе это приятно?
Он слышал, конечно, о чем-то таком.
— Господин?.. — она заморгала.
— Ты любишь плеть?
— Нет!
— Тебя накажут, только когда настолько провинишься. И я точно не стану делать это сам. Поняла?
— Да, господин…
— Если замечу, что стараешься нарочно нарваться на порку — пожалеешь. Поняла? Ты правду сказала, что не любишь?..
— О, да, господин! — её глаза заблестели. — Нет! Не люблю.
На миг он захотел поцеловать эти дрожащие губы. Но не стал. Что ещё вообразит себе глупышка?
Она не виновата, конечно. Захотелось сдернуть с неё рубашку, чтобы посмотреть на спину и ниже — с хладнокровием лекаря, просто чтобы убедиться. Но успеется. Или можно поручить это Асте. Двум женщинам проще.
— Ты точно родилась в Дьямоне?
— В половине дня пути от замка, господин.
— Родилась свободной? А как тебя продали?
— Отец не мог вернуть долг, господин. Его обманули…
— Как давно ты рабыня?
— Четыре года, господин.
— Где ты провела эти четыре года?
— Меня увезли в Каттар-Мар. Это уже не Дьямон, господин.
— С бабушкой?
— Нет, господин. С бабушкой я встретилась в Суре.
Найрину захотелось запустить пятерню в шевелюру. Каждый ответ Фай порождал новые вопросы!
— Ты хорошо говоришь на побережном. Где научилась?
— Мой второй хозяин был кандрийцем, господин. Он торговал шёлком и серебром.
Ага, значит, чуждыми Ясному Пламени обычаями баловался кандрийский торговец.
С бабкой неясно, но сама Фай казалась ценным приобретением. Она точно знает и про Дьямон, и не только. И вообще, её история явно была замысловатой.
— Поговорим потом, — решил он. — А пока пойдём.
Он привёл Фай к Асте, та опять месила тесто, иногда растерянно поглядывая на сидевшую неподвижно старуху. Сказал:
— Фай, ты должна слушаться госпожу Асту и делать, что она скажет. Скоро у вас будет много работы. Аста, теперь тебе станет легче.
Та сдула упавшую на лицо прядь и улыбнулась горделиво:
— Спасибо, милорд.
Ей объявили госпожой, всё равно что даровали титул. Что ж, в этом Найрин Кан мог её понять…
Когда уходил, он оглянулся. Аста продолжала месить тесто, Фай неподвижно стояла рядом, сложив руки, старуха сидела.
Отряд, который Сайгур послал за будущим героем, вернулся ни с чем. Оказалось, что мальчишка и ещё несколько рабов сбежали. Ошейники на них были самый простые, вроде того, что недавно носил Клай — много чего позволяли, и любой колдун мог их снять. Так что теперь как повезёт. Сайгур в большое везение кучки рабов отчего-то не верил, но как знать…
