военной угрозы, подобных училищ было образовано много, а срок обучения в них сокращён до полутора лет.
Преподавательский состав нашего училища был набран из числа командиров линейных подразделений, а также выпускников Омского пехотного училища, владевших методикой обучения. Многому из того, чем должен был в совершенстве овладеть будущий командир стрелкового взвода — стрельбе из станкового пулемета, метанию ручных и противотанковых гранат, рукопашному бою, курсантов не научили. С устройством и боевым применением минометов, гранатометов, а также противопехотных и противотанковых мин не знакомили. Об автоматах даже речи не было. Практические занятия по самоокапыванию, устройству окопов и траншей не проводились. Полевые занятия по тактике в основном сводились к показу и устным рассказам командиров. Взаимодействие в натуре с танками и артиллерией не отрабатывалось.
Э. В. Александров
Зато много времени и внимания отводилось штыковому бою, знание приемов которого на фронте не пригодилось. При боестолкновениях немцы, поголовно вооруженные автоматами «Шмайссер», осыпали нашу пехоту градом пуль, не позволяя приблизиться для штыкового удара.
Учебой командиры курсантов не перетруждали. Говорили не только на служебные, но и на житейские темы. Запомнилось, как пожилой командир взвода лейтенант Ратахин в ответ на жалобы курсантов на недостаточное питание с юмором ответил: «Ребята, я сорок лет живу на свете, но ни разу не слышал, чтобы какой-нибудь повар от голода умер». На самом же деле кормили нас хорошо: были и мясные блюда, и белый хлеб, и сливочное масло. Но физическая нагрузка: марш-броски, дальние походы в полном снаряжении, усиленная физподготовка — вызывала повышенный аппетит.
В новогоднюю ночь 1941 года я дежурил по своей 10-й роте. Около полуночи открыв форточку, поразился, какой силы снежная буря разыгралась за окном. Ветер рвал провода, завывал в трубе. Гонимый им снег не падал, а летел по горизонтали.
Подумалось, что таким же бурным будет и наступающий год. Основания так думать были: в мире было тревожно. Гитлер захватывал страну за страной. Красная армия уже три года воевала (Хасан, Халхин-Гол, освобождение Западных Украины и Белоруссии, финская кампания).
Мое предчувствие вскоре сбылось самым трагическим образом: уже в июне началась Отечественная война.
По окончании училища получил направление на службу в военную контрразведку — вновь организованное 3 управление Наркомата обороны (в июле 1941 года преобразованное в Управление особых отделов НКВД).
20 июня 1941 выехал в Ленинград, где предстояло служить в войсках округа. По пути, 22 июня в Перми в мой поезд сели мать с отцом и проводили до станции Верещагино, неподалеку от которой они тогда проживали. Через час после встречи с родителями по поездному радио прозвучала речь Молотова, который известил о нападении Германии. Таким образом, на войну я поехал с родительским благословением.
По прибытии 24 июня в Ленинград, я вместе с приехавшими со мной четырьмя выпускниками училища направился в Особый отдел НКВД Ленинградского фронта.
В Ленинграде уже царила атмосфера прифронтового города. В небе барражировали истребители, на крышах высоких домов виднелись счетверенные зенитные пулеметы. По ночам была введена светомаскировка, в воздух поднимались аэростаты заграждения. Велась борьба с вражескими агентами, ночью посылавшими световые сигналы бомбардировщикам врага. Граждане призывались к бдительности.
Сообщалось о засылке в город шпионов, одетых в форму командиров Красной армии. Неудивительно, что наша группа лейтенантов, во время следования по городу была задержана милицией и подверглась проверке. Милиционерам о нас сообщила какая-то бдительная бабушка, которая привела их в пивную, куда мы зашли. Позднее стало известно, что в тот же день толпа чуть не растерзала какого-то командира, также, одетого в новую форменную одежду и потому принятого за переодетого шпиона.
Нас вооружили — выдали пистолеты «ТТ». При их получении чуть не произошел несчастный случай: один из лейтенантов по неосторожности выстрелил в сидящего рядом на корточках товарища. К счастью, пуля пролетела между его ног и ушла в пол.
На ночлег определили в казарму артиллерийского училища, курсанты которого по тревоге уже выехали на фронт. Наутро, после краткого инструктажа, нас откомандировали в войска. Мне было приказано ехать в г. Кингисепп, где был штаб и особый отдел 191-й стрелковой дивизии, а оттуда — в 552-й стрелковый полк, оборонявший рубеж на впадении р. Нарва в Чудское озеро, в Эстонии.
* * *
Дорога в полк проходила через гигантское строительство оборонительных сооружений. Тысячи ленинградцев, в том числе женщин, вручную копали многокилометровые противотанковые рвы, устанавливали надолбы, сооружали эскарпы и контрэскарпы.
Создавалось предполье Лужской оборонительной линии. Работающих периодически обстреливали немецкие самолеты.
Дальнейший путь был омрачен картиной большого человеческого горя и страданий. По шоссе Нарва — Ленинград навстречу нам двигались сплошным потоком беженцы из Прибалтики — в основном женщины, дети и старики, везшие свой скарб в детских колясках или на тележках, а в основном — тащивших в рюкзаках или просто в руках. Автобусы и грузовики, битком набитые людьми, попадались редко.
Над беженцами на бреющем полете проносились немецкие истребители — «Мессершмидты», сея панику и обстреливая из пулеметов, сбрасывая мелкие бомбы. По обочинам дороги валялись трупы, раненым помощь оказывать было некому. Продовольствием беженцев никто не снабжал.
Прибыв в полк, представился его командиру — майору Смирнову, которого больше не видел. Вскоре, отправившись в батальон по лесной дороге, без сопровождения, он бесследно исчез. Осталось только гадать, не перебежал ли он к противнику или был захвачен немецкой разведкой, либо погиб от случайной мины или бомбы.
Немцы позиции полка пока не атаковали, но их автоматчики просачивались в тыл и, ведя обстрел, создавали угрозу окружения
Серьезную опасность представляли так называемые «кукушки» — автоматчики врага, засевшие в кронах деревьев и простреливавшие дороги, и лесные тропинки.
Днем и ночью немцы обстреливали наше расположение. Одна за другой в темноте взвивались их осветительные ракеты, с разных сторон летели трассирующие пули. Противник создавал видимость окружения.
Кратковременный отдых от непрерывной стрельбы наступал только тогда, когда немцы делали перерыв для приема пищи — время обеда они соблюдали свято.
На второй день моего пребывания в полку произошло чрезвычайное происшествие: по неосторожности подорвался гранатой начальник боепитания полка — молодой лейтенант. Он привез в полк боеприпасы — взрывчатку, мины, снаряды, патроны, гранаты. Мы — группа командиров — подошли к нему, сидящему на ящиках с этим взрывоопасным грузом в кузове автомашины, чтобы ознакомиться с новой гранатой РГД-33. Лейтенант взял гранату, сняв, на наше счастье, с нее оборонительный чехол, и стал показывать, как подготовить к броску. В этот момент раздался хлопок — сработал запал. Зная, что через 3 секунды граната взорвется, все разбежались в
