своих вечных поездок или кто-то из братьев навестил меня. Но они все слишком заняты или слишком считают меня другой, чтобы любить в открытую. Идеальность нарушена – Олег Александрович Лебединский не само совершенство. У него родилась дочь с очень странным цветом волос. Дочь…которую втайне все считали чужой. Из-за которой могли за спиной называть его рогоносцем.
– Оля, с замужеством не вышло. Может, ты все-таки обдумаешь мысль о том, чтобы обратиться к Богу? Спокойная жизнь, твое любимое одиночество…
– А почему ты решил, папа, что одиночество мною любимо?
– Ты никогда не жаловалась.
– Значит пришло время жаловаться. Мне не нужно проклятое одиночество. Я всю жизнь ждала своего совершеннолетия, я хотела учиться, я хотела выйти в люди. Неужели то, что скажут другие, намного важнее меня? Важнее моей судьбы? Или поддержка церкви на выборах стоит того, чтобы упрятать меня навечно?
– Как ты смеешь со мной так говорить и перечить мне!
– Наконец-то смею. Что я теряю и что могу потерять? Разве может быть хуже, чем уже есть?
– Может! Мои враги воспользуются тобой!
– Я никогда не приму постриг, отец. Никогда. И можешь делать со мной что угодно.
Но внутри появился страх, что отец заставит меня насильно. Отвезет и оставит в монастыре, где проклятые фанатики скрутят мне руки и постригут, не спрашивая моего мнения. Я бы не удивилась. Зачем мне это тело, которое больше никогда не увидит мужчина, зачем мне эти волосы, к которым никогда никто не прикоснется, кроме стилистов и парикмахеров? Хотя и они мне нужны. На меня все равно никто не смотрит. Я даже никогда не давала интервью и фотообъективы газетчиков попадала так редко, что люди забыли о том, что у Лебединского помимо трех сыновей есть еще и дочь. Я даже не успела любить… Судьба, проклятая лживая тварь, выдрала у меня даже это, едва дав потрогать кончиками пальцев языки пламени…Я уже любила. Но жизнь распорядилась иначе, и он исчез. Исчез мой Хищник…Так я его называла. Мальчишку с карими бархатными глазами и лицом, как на картинах художников. С черными волосами и худощавым мускулистым телом.
– Ольга Олеговна, – я вздрогнула, очнувшись от воспоминаний, и перевела взгляд на одного из охранников, бегущего к костру и размахивающего руками, – там люди, две машины приехали. Они прочесывают лес. У них оружие…Говорят, здесь есть местные группировки. Кажется, мы на них нарвались. На банду самого Гайдака.
Я почувствовала, как по спине прошел холодок ужаса. Я слышала о них. Ублюдках, рыскающих в лесу, и убивающих, и грабящих путников.
Со мной всего четверо, двоих мы потеряли. Они так и не вернулись с разведки. И здесь не наша стихия – это для гайдаковских дом родной, а мы чужаки, против которых будут даже ветки на деревьях. Тем более мы не знаем этот лес, и у нас нет проводника из местных жителей. Я посмотрела на Гену, который нервно покусывал губы, глядя то на своих парней, то на меня.
– Мы их задержим, – наконец-то сказал он, – а вы бегите. Бегите так быстро, как только сможете в том направлении, которого мы старались держаться. Мы близки к развилке, я точно знаю.
Я судорожно сглотнула, чувствуя, как от волнения разрывает легкие. Я не могу их бросить. Не могу бежать, прятаться. Я не трусливое животное. Меня учили сражаться и смотреть в глаза опасности, а не бегать от нее.
– Я могу драться вместе с вами. Пусть Мира бежит одна. Пытайтесь дозвониться до проводника, там с ним тоже охрана, они могут прийти к нам на помощь.
Гена нахмурил густые брови и шумно выдохнул.
– Ольга Олеговна, это банда. Охреневшие от вседозволенности, их даже местные власти боятся. Бывшие зэки, отребье. Эта стычка не будет равной. Сила на их стороне. Вы не знаете, с чем имеете дело. Мы не продержимся долго, а если они вас схватят…
– Не схватят, – жестко сказала я, думая о том, что быстрее погибну, если буду бегать по этому проклятому лесу одна. – Дайте мне ваш второй пистолет. Не забывайте, что я тоже умею стрелять и могу постоять за себя.
– Оля, я умоляю тебя, надо бежать, – простонала Мира, глядя на меня расширенными от ужаса глазами, – Геннадий прав. Если это банда Гайдака, то мы в большой опасности. Нам с тобой лучше спрятаться, и они нас, может быть, не заметят, а утром.
– Поздно, – мрачно сказал Геннадий и протянул мне пистолет, – вы уже не успеете, они пойдут по вашему следу. Пусть Мира бежит. Может быть, ей удастся встретится с отцом Михаилом и их людьми.
Только сейчас я поняла, насколько отец изолировал меня от жизни, насколько отдалил от понимания, как страшен человеческий мир и насколько он полон зла.
– Не нападаем! Просто стоим вместе! Посмотрим, что они скажут!
Но он ошибся, никто не собирался с нами говорить. Это была одичавшая толпа убийц и самых последних отмороженных ублюдков. Они меньше всего походили на людей. Одетые в рвань, с нахлобученными на лбы теплыми шапками. Их рты блестели золотыми зубами, а у кого-то и вовсе были беззубые. Беглые зэки…значит Гена точно понимал, на кого мы здесь можем нарваться.
С ними две псины беспородные, большие, клыкастые. Они тут же бросились на нас. Без предупреждения.
Они клацали острыми клыками, царапая ноги моих людей, и тут же мерзко скулили, получая смертельные раны от кинжалов. Псины падали замертво, окрашивая снег в красный цвет, и к моим ногам упала туша одной из них с острыми ушами и худой узкой мордой. Похожа на шакала или гиену, но прирученная и обученная убивать в команде со своими жуткими хозяевами. В иной ситуации мне было бы ее жаль. Но не сейчас, когда она кидалась мне в лицо и готова была отодрать от меня кусок мяса. Ее этому научили.
– Почему эти проклятые ублюдки стоят? Почему не бросаются сами? – хрипло спросил один из парней, и напряжение повисло в воздухе. Каждый из нас ощущал его кожей, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, силясь разглядеть через клубы дыма от костра притаившегося врага. Оказывается, страшно не только когда нападают со спины – страшно не видеть, откуда на тебя обрушится смерть, и понимать, что обрушится она непременно, и твой пульс отсчитывает секунды до кровавой бойни.
– Они выжидают, вселяя страх неизвестностью. А также смотрят, что у нас есть. Ждут, когда мы истратим пули. Такова их стратегия. Не размыкать круг и не двигаться. Они рядом. Я видел тени за кустами. Еще немного, и они нападут.
В
