Намек понят. Прошла в туалет и, поменяв наполнитель в лотке, услышала стук в дверь. Открыла и обнаружила на пороге Даяна. И это у него называется «не будем торопиться»?
— Я принес кое-что, — поднял с пола большой стеклянный куб и пояснил, — это для твоей паучихи.
Внутри были какие-то веточки, песок на дне, растения.
— У нее будет свой личный пентхаус, — усмехнулась и посторонилась, пропустив его в комнату.
— Именно, — мужчина водрузил домик для Миледи на столик у стены.
Я отдала ему баночку с восьмилапым чудищем. Он запустил паучиху в новый домик и прикрыл куб крышкой. Громкие скрябанья вкупе с заунывными мауууу из туалета заставили его изогнуть бровь и вопросительно посмотреть на меня.
— Это Гадуся к любимому делу готовится, — пояснила со смешком, — в виду сильной вонькости конечного продукта на выходе предупреждает всех, чтобы разбегались, пока могут. Так что поторопись.
— Это намек? — в зеленых глазах завозилась насмешливость.
— Можно и так сказать.
Стук в дверь помешал ему ответить. Проходной двор, а не пентхаус. Я снова распахнула дверь и обнаружила на пороге Биг Фута с Черепунделем.
— Мы мух принесли! — радостно заявил последний и в доказательство вытянул вперед банку.
Господи, какой фигней мы страдаем! Я хихикнула. Ловим мух, чтобы накормить паучиху. Дожили.
— Приступайте, — вздохнув, кивнула на новый домик Миледи, внутри которого она деловито ползала, изучая свои хоромы.
Мух запустили внутрь, и они, злобно жужжа, начали носиться по паучьему пентхаусу. Перепуганная этими монстрами паучиха тут же спряталась в уголок.
— Она на диете? — Черепундель посмотрел на меня.
Кажется, он немного разочарован. Видимо, ожидал кровавого зрелища в виде Миледи, которая ловит добычу и с хрустом отрывает ей крылья.
— Ты самых жирных выбирал? — Даян усмехнулся.
— Да! — лысый кивнул, сияя гордостью за свою сообразительность.
— Ей небольшие мушки нужны, — сжалилась я. — Она сплетет паутину, они туда попадут и…
— И она их сожрет, да? — Черепундель все-таки не оставлял надежды поглазеть на «московскую резню без бензопилы».
— Сначала введет в них пищеварительный сок, а потом, когда они станут мягкими, высосет, как через соломинку.
— Страшная кончина, — восхищенно выдохнул наш любитель жести.
— А что делает кот? — отвлек нас Биг Фут.
А кот… ну как бы это выразиться поприличнее? Ввиду того, что я барышня жалостливая, резать яйки Дульсинее мне показалось кощунством. Тем более, что кот никогда не метил территорию и не оглашал истошным мявром окрестности с приходом бушующего гормонами марта.
Так что он остался полноценным мужчиной с соответствующими желаниями. Которые сейчас и удовлетворял, стащив с кровати маленькую подушечку и… Короче, используя ее вместо кошки. Самозабвенно совершая характерные движения хвостатым задом, он прижал уши к голове и довольно рычал.
— Так что делает кот? — повторил Биг Фут.
— Вырастешь, поймешь, — пробормотала я, густо покраснев.
— Это он по женской ласке соскучился, — сочувственно закивал более сообразительный Черепундель, и я тут же представила и его самого, совершающим развратные действия с подушкой.
Тьфу, сгинь! Надо срочно забыть ту картинку, которую мне услужливо нарисовало буйное воображение.
Кот тем временем, э-э, завершил процесс и, довольно потянувшись, с чувством выполненного долга шлепнулся на кровать — дрыхнуть.
— Ему бы кошку, — Биг Фут тоже посочувствовал мужскому горю.
— Тогда через год у вас будет сотня котят, — остудила я его пыл.
— Тогда искусственную девушку ему соорудить. Ну, дерево обтянуть мехом и будет… — он наморщил лоб, подбирая название данному изделию для котов 18+.
— И будет Вдунька для кота, — подсуетилось мое воображение и язык без костей. — Все, идите уже все! — хохоча, я вытолкала мужчин из спальни.
Сначала поцелуй с Даяном, потом озабоченный кот, затем Вдунька. Слишком большая концентрация секса для одного утра, слишком!
Но в виду своей вечности данная тема не отпустила нас и вечером.
— А потом самец лягушки залезает в дупло дерева, подбирает нужный звук и начинает звать самок, — проникновенно завил голос за кадром.
Мы с Черепунделем, сидевшие напротив огромной плазмы, хихикнули, глядя на шустрого лягуха из «Нэшнл географик», который старательно квакал, завлекая партнерш.
— А вот и самка! — голос за кадром так обрадовался, будто окрыленная желаниями дама спешила и к нему тоже. — И вот она у цели!
Мы с лысым замерли, ожидая судьбоносную встречу, но в гостиную ввалились Ирман и Даян. Именно ввалились — потому что один из них едва стоял на ногах.
— Что с ним? — я подбежала к ним.
— Напали, — коротко бросил брюнет, поддерживая шефа.
Черепундель включил свет, и стало видно, что Даян весь залит кровью.
— Что с тобой стряслось? — потрясенно прошептала, глядя на него.
— Порезался, когда брился.
— Остротами своими брился или мечом, шутник? Давайте его сюда, — кивнула на диван, — и тащите все, что есть медицинское.
— Говори, что нужно точно, все привезут, — Ирман помог усадить шефа.
Мельком осмотрев раны на руках и плече — опять глубокие резаные, я быстро продиктовала необходимое. Что могли, принесли сразу, за остальным брюнет кого-то отправил. Пока ждали, обработала порезы, опять обратив внимание на непонятное свечение. Фосфора он, что ли, переел? Просто уж и не знаю, на что подумать.
Нахмурившись, вгляделась в них. Ведь не кажется, в самом деле сияние какое-то прокатывается по коже. Даже… Да, словно чешуйки проявляются! Я вспомнила про кровь, из-за которой и попала сюда — кровяные тельца с ядрами, как у крокодилов. Еще спираль какая-то непонятная там была, никогда не видела ничего похожего.
А что, если образец крови не был загрязнен, как я потом решила для успокоения воображения? Что скрывает Даян? И… кто он вообще?
— Тебе нужно в больницу, — в сотый раз сказала, подведя Даяна к постели.
Но упрямец лишь вновь отрицательно мотнул головой и попытался откинуть край одеяла. Не смог, сцепил зубы, прикрыл глаза и зашипел от боли. Бормоча проклятия, помогла мужчине лечь. Облегченно выдохнул, бледный такой, что хоть прямо сейчас в сериал о привидениях — без проб бы взяли.
— Дай подушку поправлю, — склонилась над ним, и тут же рука обвила мою талию, крепко прижала к его груди. — Ты… — начала возмущаться, но горячие губы заставили замолчать.
Тело прильнуло к нему как можно теснее. Я застонала в его рот, жадно терзающий мои губы. Это как долгожданный глоток воздуха, когда выныриваешь с глубины в объятиях сладко-болезненной истомы, разливающейся внутри — властно, мощно, не обращая внимания на истерику инстинкта самосохранения.
