Сорок дней назад, 15 апреля, мой брат Глеб Анченко был убит в небольшом зале на своей киностудии, при просмотре отснятого эпизода. И, согласно христианским канонам, его неприкаянная душа сегодня окончательно ушла – ничто более не удерживало ее здесь, в этих стенах и в этом мире… Разве что кроме тяжести неразрешенных вопросов: почему? как? за что?
И главный вопрос: КТО?
Впрочем, брат мой (и друг!), тебя сии проблемы уже не волнуют. А вот меня – очень. До боли, до озноба. Поэтому я сидел сейчас в кресле, смотрел на фотографию, а мозг независимо от меня перебирал имена и фамилии тех, кто присутствовал тогда, в роковой день. Составлял список.
Дарья Матвеевна Проскурина (партийный псевдоним Богомолка), консультант по боевым сценам, дублерша одной из героинь фильма.
Вадим Федорович Закрайский, историк, консультант, директор краеведческого музея.
Яков Арнольдович Вайнцман, художник-декоратор.
Мария Леонтьевна Куггель, ассистент.
Александр Михайлович Мохов, помощник режиссера.
Глеб – главный режиссер.
Леонид Исаевич Карантай, коммерческий директор финансового общества «Корона», спонсор.
А также – актеры, актрисы, каскадеры, массовка, технический персонал… Вся «королевская рать».
Он смотрел в окно и ждал. Пейзаж за окном был достаточно унылым: март, слякотно. Тепло, но небо прочно затянуто серой пеленой без малейшего просвета. К ночи, возможно, опять подморозит.
Он видел часть улицы, не скрытую рядом стоящими домами: сверкающий красно-желтыми всполохами ресторан «Русский север», соседствующий с ним универмаг (супермаркет по-нынешнему), яркие глаза светофоров на перекрестке, поток машин и людской поток: вечер пятницы, спешка, беготня на гудящих ногах из булочной в гастроном и обратно – до ресторанов ли тут… Ресторан, впрочем, отнюдь не пустовал: хозяева жизни фланировали под руку со штатными путаночками, иномарки гнездились на «пятачке» перед входом, и швейцар в генеральских лампасах картинно высился у дверей (вполне может быть, и впрямь в недавнем прошлом генерал).
Эта женщина не вписывалась в общую картину, выписанную суетливыми мазками. Она двигалась не торопясь, с каким-то внутренним достоинством, торопливые волны обтекали ее (толкали, конечно, но не извинялись), и походка у нее была совершенно особой: шаг неширокий, легкий… Она шла будто по линеечке, ставя ступни одна впереди другой и чуть покачивая бедрами.
До сегодняшнего вечера он видел ее лишь однажды, но уже точно знал (чувствовал), что сейчас произойдет. В отсветах стеклянных витрин мелькнет светло-коричневое пальто с серой опушкой, крошечная сумочка в тон, капюшон на голове и платиновая челка – светлее, чем мех и пальто. Вот она на секунду исчезла под аркой и вошла в парадное – чудом сохранившийся лепной козырек над подъездом скрыл ее фигуру. Скрипнул лифт. Громадный, со среднюю собаку, черный кот Феликс проснулся, зевнул, показав обширную пасть во всей красе, взглянул на хозяина мутными зелеными глазами, спрыгнул с кресла и потянулся, прихорашиваясь.
– Марк Леонидович, к вам пришли, – доложила Маргарита Павловна.
– Я открою.
Маргарита Павловна – домработница (он предпочитал называть ее по-старинному: экономкой). В какой-то степени она была его гордостью: экономка (по Далю, «экономить» – то есть «вести хозяйство») заправляла всем в доме, причем ухитрялась делать это совершенно незаметно: ее как бы и не существовало – так, легкий намек. Однако везде чистота, все на своих местах, еда приготовлена, белье свежайшее…
Он встретил гостью в дверях. Двери, кстати, тоже были его гордостью – старинные, как и дом, почерневшие от времени, но на редкость крепкие, с зеленоватой бронзовой табличкой: «М. Л. Бронцев, врач-психотерапевт».
– Вы действительно психотерапевт? Он тонко улыбнулся в усы.
– Я начинал, когда слова «целитель» и «экстрасенс» вызывали… гм… ненужный эффект. Хотя частную практику уже терпели.
Женщина расстегнула пальто. Он галантно помог снять его, повесил на вешалку и прошел вслед за посетительницей в гостиную. Там уже было все приготовлено (Марк окинул хозяйским оком – не упустил ли чего? Вроде нет): верхний свет приглушен, торшер в углу на высокой ножке создает теплый уют с легким оттенком интима… Разумеется, никакого скрытого намека: здесь присутствуют лишь врач и пациент.
Слева от входа, на пузатом черном комоде, стояла шкатулка из малахита, инкрустированная тонким серебряным литьем. Женщина остановилась на пороге, рассеянно погладила шкатулку, открыла крышку – без всякой цели, занятая своими мыслями. Тихо и прозрачно зазвучал Моцарт. Она спохватилась.
– Ой, извините.
– Ничего страшного. Нравится?
– Да, прелесть. Я люблю старинные вещи.
Примем к сведению, подумал Марк.
Он не торопил, давая женщине осмотреться и привыкнуть. Она медленно обошла комнату по периметру, несмело потрогала пианино (немецкое, начала века. Крышка теплая и чуть шершавая, никакой дешевой полировки – настоящее красное дерево), окинула взглядом стеллаж с книгами, подошла к столу, покрытому малиновым бархатом… Все дорогое, добротное, с дореволюционным размахом, пропитанное духом декаданса («антураж», по выражению Дарьи) – кажется, на новую знакомую это произвело определенное впечатление. Не восторг, конечно (не та порода), но определенный интерес Марк прочел в ее лице.
Короче, гостья осваивалась с обстановкой (погладила кота – тот не стал возражать, выгнул спину и снисходительно промурлыкал что-то), он рассматривал гостью. Хороша. Высокая, тонкая, прекрасно сложенная, она будоражила воображение. Белые длинные волосы ниспадали вниз до середины спины, и неяркий свет бра на стене придавал им нежный оттенок кофе с молоком. Красивые кисти рук – Марк обратил на них внимание, когда она дотронулась до бронзового подсвечника, стоявшего посередине стола. Медальон на тоненькой серебряной цепочке – что-то старинное, круглой формы, с загадочным рисунком: крест, от которого по обе стороны расходятся побеги, и полумесяц внизу, у основания. Очень неплохо смотрится в глубоком вырезе кремовой блузки.
– Вы любите смотреть на огонь? – спросил он.
– Да. Откуда вы знаете?
– Знать – основа моей профессии. Присаживайтесь.
Он щелкнул зажигалкой. Три свечи тихонько затрещали, заколыхалось рыжеватое пламя. Глаза женщины вспыхнули в ответ, и он увидел в них отражение крохотных пляшущих язычков.
– Как вас зовут?
– А это обязательно? – нерешительно спросила она.
Марк не удивился. Большинство его пациентов в разной форме задавали этот вопрос.
– Вовсе нет. Однако надо же нам как-то общаться, – и закинул удочку: – Мне кажется, у вас должно быть некое редкое имя. Древнерусское, возможно – языческое. Я не прав?
Он мог бы поклясться, что женщина вздрогнула,
