половиной часа.* * *
...Картина «Возвращение в сераль», первоначально задуманная как батальное полотно, ну или хотя бы панно, на поверку оказалась книжкой-раскраской «Веселая поллитрочка». Пара страничек развернулась было в батальное полотно, но тут же свернулась в панно, потому что тяжелые предметы очень быстро закончились и обошлось, к сожалению, без увечий.
По итогам ночи решено, что если каждый будет отвечать за свои слова, то это черт знает что такое может получиться, так что этим путем мы не пойдем. Другого, правда, нету, но этим мы не пойдем. В свете последнего решения я собираюсь некоторых окружающих меня прекрасных существ убить как-нибудь безболезненно, а на суде потом скажу, что больше не буду...
...Во сне брожу по снежным вершинам и в происходящее не вмешиваюсь: во-первых, пусть себе идет как идет, а во-вторых, у меня все равно нет скальпеля, у меня только альпеншток. Хороша бы я была со скальпелем в горах...
* * *
— Дина Владимировна, мы с Андреем одну реакцию делаем, у него получается, а у меня — нет. Это что значит?
— Не знаю, Лёшенька. Наверное, месть богов за твою болтливость.
— Ничего себе! Я молчалив и сдержан, это Андрей всё время разговаривает. Почему боги ему не мстят?
— Ну, возможно, они целились в Андрюшу, но промахнулись.
— Точно! Промахнулись, потому что он слишком мелкая фигура для божественного гнева, они его и разглядеть-то не могут.
— Зато у меня опыт получился. У меня всегда всё получается, потому что я работаю, а ты в это время крутишь задницей перед богами, чтобы они твою крупную фигуру разглядели. Помыл бы лучше посуду, сегодня твоя очередь.
— Я не могу, у меня рука болит. И вообще сколько можно мыть посуду, когда я уже проснусь знаменитым?! Вот ты, Андрей, хотел бы проснуться знаменитым?
— Я? Я хотел бы проснуться поздно, часов в одиннадцать, и чтоб Нинка была дома, а то она на выходных работает уже второй месяц, черт знает что, а не семейная жизнь.
— Ты тупой обыватель, Андрей. У тебя нет ни капли фантазии!
— Зато у меня есть мозги. Знаешь, почему люди дружат? Они ищут в партнере качества, которых им самим не хватает.
— Дина Владимировна, скажите ему, чтоб не дразнился! Почему он дразнится? Я тогда не буду мыть посуду, раз он дразнится. И вообще пора мне менять специализацию, засиделся я на одном месте. Займусь этологией лабораторных животных.
— Ты что, совсем офонарел, придурок чёртов?!! Дина Владимировна, извините, Семёнов мне мышь бросил за шиворот! Я его прибью сейчас и в кунсткамеру сдам, пусть уже найдет свое место в жизни, в конце концов.
— Знаете, молодые люди, для кунсткамеры вы еще пока слишком живенькие. А вот в цирке вас вполне можно показывать. Ну и меня заодно. Я буду демонстрировать чудеса выдержки и самообладания.
* * *
Зашли когда-то с Юлькой в гости к Свете и Костику, но в итоге получился девичник: Костик пошел Ваську укладывать и заснул, а Васька через полчаса вышел в кухню и сообщил, что папа спит, а Васик не спит, Васик хочет пи́сать и хлебушка. В итоге Ваську уложили, а Костика решили уже не будить. Пили вермут, говорили про всякие девчачьи радости, проголодались и взялись жарить блины. Юлька рвалась ехать за икрой, но согласилась на сметану с вареньем. Света долго смотрела на блин в тарелке, а потом расплакалась и рыдала у Юльки на плече до рассвета. Да нет, ничего особенного, просто пьяная истерика: на морде морщины, волосы седеют, муж не любит, и вообще, жизнь кончена, а другой не будет. Свету уложили спать, а сами пошли гулять по набережной, и Юлька непривычно долго молчала, а потом сказала: знаешь, я, наверное, урод. Мне стареть нравится, у меня такая красивая морщинка есть, на ключице, хочешь, покажу? Нель долго морщинку разглядывала, водила по ней пальцем и даже поцеловала, сказав при этом, что действительно, никогда в жизни ничего красивее не видела. Юлька покосилась на нее подозрительно, но Нель безмятежно улыбалась и рылась в сумке в поисках шоколадки. Шоколадки в сумке не оказалось, и они молча просидели на парапете до рассвета, бросали камешки в воду и думали каждая о своем. А может, и нет, может, об одном и том же думали, но теперь ведь уже и не вспомнить.
* * *
Нель просидела в лаборатории до шести утра. Писала никому не нужный отчет, наводила на полках никому не нужный порядок, а под утро даже начала никому не нужный опыт. Несколько раз ложилась на раскладушку и пробовала заснуть, но безуспешно. В пять часов сорок восемь минут по московскому времени пришло письмо от Олега. Знаете, как бывает: заглядываешь в почту каждые пять минут, нет, конечно, никаких писем не ждешь, просто так, от нечего делать заглядываешь. Потом раскладываешь пасьянс на желание. Письмо? Да нет, при чем тут письмо, мало ли какие желания у человека. Ну вот, например, хочу, чтобы потеплело завтра. А то невозможно так жить, когда на дворе собачий холод, хочется лечь и умереть или хотя бы заснуть навсегда. Потом носишься по комнате в поисках пятого угла, варишь кофе, роняешь чашки, вытираешь пыль, рыдаешь над какими-то стихами в интернете, куришь, пишешь пять разных писем Юльке и все стираешь, и вот тут совершенно неожиданно приходит письмо. Так сказать, вдруг. Сюрприз, так сказать.
Нель отвернулась от экрана и несколько минут внимательно разглядывала допотопный учебник генетики, неизвестно какими судьбами попавший на ее стол. Потом вздохнула и щелкнула мышкой.
Уважаемые господа,
в данный момент я нахожусь в отпуске и не имею возможности отвечать на письма.
Спасибо за интерес, проявленный к моей работе.
* * *
— У тебя уставший вид, — сказал Костик, наливая коньяк в стакан и делая большой глоток, — ты много работаешь, мало спишь и совсем не гуляешь. И куришь, ты слишком много куришь. Если бы я столько курил,
