— Извини, я не то хотел сказать. Кстати, я — Майк Маккензи.
Двое мужчин обменялись рукопожатиями.
— Чарли Кэллоуэй.
— Но чаще тебя называют просто Чиб?..
— Значит, ты знаешь, кто я такой? — Кэллоуэй ненадолго задумался, потом кивнул. — Тогда, в «Вечерней звезде», твои друзья испугались. Ты один сумел выдержать мой взгляд.
— А когда ты оттуда уезжал, ты сделал вид, будто стреляешь в меня. Помнишь?
Кэллоуэй через силу улыбнулся:
— Это ведь не то, что по-настоящему, правда?
Майк кивнул:
— Так что привело вас сюда, мистер Кэллоуэй?
Чиб пожал плечами:
— Я просто проходил мимо и вдруг вспомнил каталог, который лежал у вас на столе в… в первую нашу встречу. Ты, стало быть, разбираешься в картинах, Майк?
— Стараюсь.
— Тогда скажи… — Кэллоуэй отступил на шаг назад и, сунув руки в карманы, кивком указал на картину на ближайшей стене. — Вон та штука… мужик верхом на лошади. Ничего нарисовано, похоже. Сколько она может стоить?
— Вряд ли эта картина когда-нибудь будет продана, — покачал головой Майк. — Но теоретически… Пару миллионов.
— Ничего себе! — Кэллоуэй перешел к другой картине. — А эта?
— Это Рембрандт… Несколько десятков миллионов, я думаю.
— Десятков?!
Майк огляделся по сторонам. Двое смотрителей в ливреях уже начали посматривать в их сторону. Он улыбнулся им как можно добродушнее и двинулся прочь. Чиб еще пару секунд разглядывал рембрандтовский автопортрет, потом поспешил догнать Майка.
— Цена в данном случае не главное, — услышал Майк свой собственный голос и тут же поймал себя на мысли, что лишь частично верит в то, что говорит.
— Не главное?
— Да. На что ты предпочел бы смотреть — на произведение искусства или на заключенные в красивую рамку купюры?
Кэллоуэй вынул из кармана одну руку и потер подбородок.
— Знаешь, что я тебя скажу, Майк? Десять лимонов провисели бы на этой стенке очень недолго.
Оба рассмеялись, и Кэллоуэй провел рукой по макушке. Вторая его рука оставалась в кармане, и Майк невольно задался вопросом, что у него там. Пистолет? Нож? Может, Чиб Кэллоуэй пришел сюда вовсе не для того, чтобы любоваться картинами?
— Что же в таком случае главное? — спросил Чиб.
— Деньги, конечно, играют важную роль, — вынужден был признать Майк, бросая взгляд на часы. — Слушай, здесь внизу есть буфет. Как насчет того, чтобы выпить по чашечке кофе?
— Кофе я сегодня уже пил, — покачал головой Кэллоуэй. — А вот от чая не отказался бы.
— Ну что ж, идем, Чарли.
— Зови меня просто Чиб.
В буфет нужно было спускаться по винтовой лестнице. По дороге Чиб расспрашивал о ценах на картины, Майк отвечал, что он заинтересовался искусством всего пару лет назад и ни в коем случае не может считаться специалистом в данной области. О том, что у него дома есть своя коллекция картин, которую многие считали довольно ценной, он умолчал — ему не хотелось, чтобы Чиб об этом знал.
Когда они уже стояли в очереди, Кэллоуэй спросил, чем он зарабатывает себе на хлеб.
— Занимаюсь проектированием программных средств.
— И сильно там рвут глотки друг другу?
— Конкуренция действительно довольно высока, если ты это имеешь в виду.
Кэллоуэй дернул уголком рта, потом принялся обсуждать с буфетчицей, какой из имеющихся в наличии сортов чая — «лапсанг», зеленый, «ган-паудер» или «оранж пеко» — больше похож на настоящий чай. В конце концов оба сели за столик у окна, из которого открывался вид на парк и памятник Скотту.
— Никогда не поднимался на вершину памятника? — спросил Майк.
— Мать водила меня туда еще в детстве. Помню, тогда я здорово напугался. Наверное, именно поэтому несколько лет назад я затащил туда Донни Девлина и пригрозил скинуть вниз… Парень был мне должен. — Кэллоуэй снял крышку с чайника и понюхал: — Пахнет странно.
Он тем не менее все же налил себе чаю. Майк размешивал в чашечке свой капучино, гадая, как реагировать на подобное признание. Бандиту, похоже, и в голову не приходило, что он сказал что-то выходящее за рамки нормального. Воспоминание о матери плавно перешло у него в описание едва не совершенного преступления. Быть может, Чиб просто хотел его шокировать; не исключено, что он вообще все придумал, поскольку монумент Скотту был местом слишком многолюдным, чтобы там можно было безнаказанно проделывать подобные вещи. Правда, Аллан Крукшенк намекал, что именно Чиб Кэллоуэй когда-то организовал налет на Первый Каледонский, однако Майку отчего-то было трудно представить бывшего одноклассника в качестве гения преступного мира.
— Никто не пытался сюда вломиться? — поинтересовался Кэллоуэй, оглядываясь по сторонам.
— Нет, насколько я знаю.
Кэллоуэй поморщился:
— Все равно картины слишком большие. Куда их спрячешь?
— Придется арендовать склад или что-то в этом роде. — Майк слегка улыбнулся. — Но вообще-то картины похищают постоянно. Несколько лет назад двое мужчин, переодетых ремонтными рабочими, вынесли из галереи Беррелла ценный гобелен.
— Вот как? — Гангстер, казалось, был приятно удивлен.
Майк слегка откашлялся:
— А меня ты не помнишь? Мы ведь учились в одном классе.
— Ты серьезно? Что-то твое лицо мне незнакомо.
— Ну, ты просто не обращал на меня внимания. Я-то отлично помню, что в школе ты верховодил всей местной шпаной и даже указывал учителям, что они могут делать, а что — нет.
Кэллоуэй покачал головой, но слова Майка ему, похоже польстили.
— Ты преувеличиваешь, хотя я, конечно, был тем еще сорванцом… — Его взгляд устремился куда-то в пространство, и Майк понял, что бандит погрузился в воспоминания. — Единственной экзамен, который я сдал, был по ремеслу, — сказал он.
— Мы делали отвертки, — напомнил Майк. — И ты свою использовал, гм-м… не совсем традиционно.
— Да-а, — согласился Чиб. — Достаточно было просто показать ее какому-нибудь мальку, чтобы он без вопросов расстался с мелочью. А у тебя хорошая память, Майки. А как случилось, что ты занялся компьютерами?
— Я закончил школу, потом поступил в колледж.
— В общем, разошлись наши дорожки. — Чиб кивнул, потом слегка развел руками. — И вот мы снова встретились после стольких лет, и никто ни на кого не держит зла. Так?..
— Кстати, а что случилось с Донни Девлином?
Чиб прищурился:
— А тебе-то что?
— Ничего. Просто интересно.
Чиб ответил не сразу:
