Комедию ломаю. Однако Серафима слушает меня предельно внимательно, настороженно внимает сказанному.
— Я… Я без продолжения целовалась. Интима не было. Поцелуй был без языка, — выдыхает, начинает беспокойно теребить косу. — Это вроде не считается.
Ну и дела! Откуда она такая взялась? Наивная до ужаса! Если ей сказать, что можно по воде ходить — поверит!
В любом случае, меня это забавляет. Давно так не развлекался.
— Мало ли что не считается! Говори, как есть! — требую.
Серафима сжимает колени и бедра плотнее.
— Я ничего лишнего не позволяла. Никому! — отвечает торопливо. — Говорю честно, что было несколько поцелуев.
— Возможно, — говорю скупо. — В спальне и проверим. Я опытность сразу почувствую. Даже если ты попытаешься скрыть и закосить под скромницу, пойму, когда ты обманываешь.
— Я вас не обманываю! — говорит со слезами.
— Прямо сейчас обманываешь! — делаю резкий выпад, встряхнув за плечо. — Лжешь, что не в курсе происходящего в доме Баженова! Но я знаю, что это не так!
На миг Серафима сжимается. Но через секунду отвечает:
— Если бы знали, не задавали столько вопросов, — улыбается своим мыслям.
— Думаешь, ты на курорт отправляешься? Загорать, отдыхать? Нет, мышь садовая, придется тебе отработать каждую минуту моей вынужденной задержки! Можешь продолжать молчать, усугублять ситуацию. Я все по тебе и без разговоров читаю, понимаю, в чем соль.
— Ничего вы не понимаете! Ничего не знаете! — говорит, как будто с обидой. — Вы несколько раз домой к Георгию Владимировичу приезжали, на расстоянии вытянутой руки проходили мимо меня, и не замечали! Не видели даже того, что рядом! Ничего вы не знаете! Ничего! И не узнаете!
А ну-ка… Что это такое? У мышонка характер прорезается? Голос появился?!
Забавно! Неожиданно всплеск эмоций девчонки взбудоражил меня. Тренькнуло что-то внутри, приятненько. Не млеет, как перепуганная овечка! Уже хорошо! Давно я так не забавлялся в ситуации, когда все хреново и неясно, что происходит.
— Думаешь, я ничего не узнаю?
— Ничегошеньки. С носом останетесь. Кривым, — добавляет едва слышно, мазнув по моему лицу взглядом.
Что? Нос кривой? У меня?! На меня девки вешаются пачками! С ног до головы облизывают, готовы на все! Ни одна не сказала, что у меня нос кривой!
— Нормальный у меня нос.
— Видно, что вы свой нос ломали.
— А ты специалист, что ли?
— Не нужно быть специалистом, чтобы понять: вам нос ломали много-много раз.
Молчит. Через секунду добавляет:
— Наверное, потому что характер — дрянь.
О как. Даже если бы рядом бомба рванула, я бы не так сильно удивился. Мышонок пускает остроты в мой адрес! Вот это да!
Приглядываюсь повнимательнее. Кожа уже не такая белая, зрачки приходят в норму… Значит, девчонка точно была чем-то опоена, сейчас ее отпускает.
— Надо же. Мы без малого час знакомы, а ты весь мой характер проанализировала.
— Это не мои слова. Я лишь повторяю слова Георгия Владимировича.
— Повторяешь чужие слова! Ведомая, — фыркаю. — Потому и попала в ситуацию, где тобой жертвуют, словно пешкой на шахматной доске.
— Каждая пешка может стать ферзем.
— Как жигули не тюнингуй, мерседесом они не станут. Бравируй, мышь. Давно я так не смеялся…
Тишина.
— Ну? Чего замолчала?
— Больше ничего не скажу. Веселить вас не буду! Я не клоунесса.
— Ты даже на грустного Пьеро не вытягиваешь, куда тебе до клоунессы…
— Не зря Ксана сказала, что вы гадкий, — выдыхает. — Наверное, у вас от старости характер испортился!
— Вот теперь слова Ксаны повторяешь!
Приближаюсь к Серафиме. Она сжимается в ответ, но уходить некуда. Салон автомобиля просторный, но пространство замкнутое. Не сбежать.
Ей от меня не сбежать. Я стучу по ее лобику указательным пальцем.
— У тебя вот здесь что-нибудь свое имеется? Мнение? Взгляд на жизнь? Желания? Мечты? Хоть что-то, мышь?! Нет?..
— Не надо стучать дятлом по моему лбу! — сердится, уклоняется от пальца. — Вы меня совсем не знаете!
— Знать и не надо. Ты просто глупышка, попавшая в беду! Грудью на амбразуру… — очерчиваю ее взглядом. Грудь, громко сказано. — О постели забудь. Даже на один зубок пробовать не хочется. Пресно.
Внедорожник тормозит.
— Приехали!
Из машины выбираюсь первым. Распахиваю дверь рывком. Серафима замерла.
— Ждешь особого приглашения?
— Слушаюсь будущего мужа, — сверкнула глазами. — Во всем. Ни одного лишнего движения.
— Сама пойдешь? Или тебя заставить?
— Можете на руках отнести в темницу.
— Вылезай, королева драмы. Говорил же, носить на руках — разовая акция. Так вот, аттракцион невиданной щедрости больше не работает! В дом, шагом марш! — показываю направление к дому.
Девочка осматривается. Если ищет возможность сбежать, пусть не надеется. Вариантов нет. Мы за воротами дома, территория охраняется.
Серафима идет впереди, четко к дому, не оглядывается. Поравнявшись с главной дорожкой, ведущей к дому, притормаживаю. Максим, сопровождающий Серафиму, оборачивается.
— Что случилось, шеф?
— Нужно вернуться за папкой. Девчонку — в дом. Прислуга уже в курсе, отведите е на место. Охрану под дверь, глаз не сводить!
Надо же, кусался с мелкой и забыл про папку. Возвращаюсь. Хватаю папку с заднего сиденья.
Открываю и вчитываюсь…
Не люблю юридическую муть! От слова совсем. Юристы даже самое простейшее заворачивают в три сотни изощренных фраз, а то, что нужно спрятать как можно дальше, вообще шпигуют вскользь, туманными фразами. Можно и проскочить ненароком. Конечно, мои юристы все написанное по буковке изучат, все печати и подписи сверят.
Но в папке все выглядит натурально. Не подделка.
Листаю бумаги.
Дыхание спирает в глотке. Тут есть все — и тесты, и анализы, и сведения… Даже завещание Баженова на имя Серафимы.
Баженов открыто признал Серафиму своей дочерью и завещал ей все, все, что у него есть! Однако это ровным счетом ничего не значит!
Мой кулак со скоростью смерча врезается в металл авто…
Баженов, гад! Изворотлив настолько, что нашу с ним договоренность ни разу, черт его дери, не нарушил!
Договорились о том, что я забираю бизнес за ошибку? Да пожалуйста…
Только его фирмы уже завтра объявят о банкротстве. Дом и недвижимость — перезаложены в банке. Спешно. Чтобы закрыть большой кредит.
