всех, и не стесняется пользоваться этим знанием на нужды академии, если таковые случаются.
Тем временем Милославская перечислила все грехи обвиняемых. И Захаров ещё рискнул возразить — мол, а кто докажет-то, это всё ещё, может быть, клевета.
— Вы плоховато учитесь, Захаров. Должны знать, что воздушный слепок разговора можно сделать в любой момент. В помещении так ещё и проще. Я сама, признаться, была удивлена, когда узнала, сколько студентов готовы свидетельствовать против вас.
— И где они? Пусть хоть покажутся, что ли! — возмутился Петров.
— А вы разве развлекались публично? — приподняла бровь Милославская. — Я так поняла, что как раз нет. Двое на одного — ваша любимая конфигурация, так? Больше гарантий, что не побьют? Так вот, слушайте вы оба, и все прочие тоже, — она снова обвела зал грозным взглядом. — Я решаю следующее. Я пишу сейчас представление об отчислении вас обоих. И кладу его себе на стол под сукно. И оно там лежит до первого вашего агрессивного либо обманного либо иного наносящего кому-либо ущерб действия. Я, честно говоря, не верю, что вы не сорвётесь. Но как только сорвётесь — будете отчислены со справкой.
Захаров что-то пробормотал, что услышала только она.
— Да, будьте любезны, известите своих родителей, — усмехнулась жёстко. — Я в целом считаю, что совершеннолетние маги должны сами отвечать за свои поступки, особенно если они не только выпустились из школы, а уже имеют за плечами полных двадцать лет каждый. Но если вы по каким-то причинам не способны за себя отвечать, тогда вопрос вашего нахождения в этих стенах мы решим ещё быстрее. Недееспособным здесь делать нечего.
Захаров хотел что-то сказать, но только пару раз разинул рот… и не сказал. Наверное, остатки мозгов включились.
— Свободны, — сказала им Милославская, а потом ещё раз глянула в зал: — Всем понятно? Такого добра нам здесь не надо. Мы не провинциальный колледж, где терпят всех, лишь бы учились, и даже иногда терпят, если не учатся. Если кому-то интересно, где это, я покажу направление. А сейчас все свободны, — усмехнулась хищно и сошла со сцены.
Народ ломанулся во все три выхода из зала, Тайку снова чуть не снесли. Тут уже Макс просто взял её за руку и повёл, и приглядывал, чтоб никто не задел, не толкнул и не наступил.
Дождался, пока она возьмёт в гардеробе пальто, натянул куртку, открыл тяжеленную дверь на улицу. Сощурился на солнце.
— Скажи, их что, в самом деле отчислят, если на них кто-нибудь пожалуется? — спросила Тайка.
— Отчислят, я даже не сомневаюсь, — кивнул Макс. — И тебе сомневаться не советую. Всё, они к тебе больше не приблизятся. И ни к кому другому тоже. Даже если они останутся, им заказано хоть дружить, хоть для отношений кого-нибудь искать, кому они сдались такие?
— Мало ли ненормальных бывает, — вздохнула Тайка.
— А ненормальным туда и дорога, — отмахнулся Макс. — Гулять? Пока солнышко? Сегодня даже ветра пока нет, просто чудо какое-то.
— Гулять, — согласилась Тайка даже и не раздумывая, и он увидел в том хороший знак.
13. Смешинку проглотила
Тая сначала не поверила, что оба ненавистных ей человека, и Петров, и Захаров, получили по заслугам. Хорошо, не ненавистных, сильно сказано. Ненавидеть их — это слишком, её вполне устроит, если она больше никогда их не увидит. Неприятных, да, весьма неприятных. И… ей в самом деле достаточно, если их жизни дальше пойдут параллельно с её жизнью. И всё.
И всё? В самом деле всё? Можно выдохнуть, как говорится?
— Постой, а они точно не узнают, кто свидетельствовал против них? — она даже рискнула взять Макса за рукав.
— Думаю, нет. Понимаешь, если бы это был один человек, то и дело одно. А тут оказалось, что девчонок десятка два с разных курсов, даже одна четверокурсница, и парней столько же. Ничего так улов, да?
— А ты откуда знаешь? — Тая даже остановилась.
— Ну, — он что, смутился?
И даже остановился и вздохнул.
— Ты видел, кто и что там писал?
— Я ж из тех, кто всё это придумал — ну, как их прижать. Вчера Дариуш унёс сырые данный Милославской, а она просмотрела и велела привести в порядок. Я сегодня ночью ей таблицу составлял. Поэтому так случилось, что я знаю.
— Мы ведь там не писали, кто и с какого курса? — у Таи по-прежнему не сходилось.
— Вообще-то для меня это не вопрос, — пожал плечами Макс. — Но я не писал Милославской, я думаю, у неё есть свои методы узнать, кто есть кто.
— А ты… ты умеешь работать с информацией на таком уровне? — и что он делает у них на втором курсе тогда?
Макс только пожал плечами.
— Да это несложно так-то.
— Ничего себе — несложно! Ты… ты очень одарённый! Мне именно этот аспект не даётся.
— Наверное, у тебя другие сильные стороны? — подмигнул он.
— Вообще да, мне говорили, что у меня выходит получать информацию в разговоре. А вот с книгами, документами и массивами данных у меня не очень.
— А я как раз болтать не люблю, — улыбнулся он. — Мне бы почитать. И посчитать.
— Мы можем тренировать друг друга, — сказала Тая, и только потом сообразила, что именно она сделала.
Она? Предложила кому-то что-то совместное? Это в самом деле она? Но ведь как будто невероятная тяжесть с плеч упала, она даже дышит сейчас как-то по-иному, легче и свободнее! И хочется бежать и смеяться, или прыгать. Подпрыгнуть и взлететь, да.
— И я думаю, это будет здорово. Начнём сегодня?
Тая задумалась. Вообще она должна ему приглашение в гости, но она не предупредила Полину Владимировну, что будет гость, и бабушку тоже. И… что же делать?
— Я не сказала дома, что приду не одна.
— Ну и ладно, пошли тогда ко мне.
— А у тебя ещё есть жареные пельмени? — рассмеялась она.
Почему-то стало легко и весело. И он так здорово улыбался! Его голубые глаза, прозрачные-прозрачные, как капельки, весело искрились и смотрели прямо на неё.
— Конечно, там ещё три пачки не начатых, и соусов полный комплект! Скажи, а ты что, правда сама себе ничего не готовишь? Даже чай не завариваешь? И бутерброды не нарезаешь?
— Да как-то нет, — покачал она головой. — Нет нужды. Можно прийти и попросить, и дадут.
— И что, не говорят, что рано, или поздно, или не вовремя, или нельзя куски таскать? — изумился он.
Откуда только знает!
— Говорят, — кивнула она. — А… ты откуда знаешь?
— Мне в детстве так же говорили, пока я не вырос и сам не научился, — рассмеялся он. —
