безошибочным чутьем кошки, выбирающей из разных трав осоку, которой она лечится от всех кошачьих болезней, он нашел правильное решение.
– Надо идти в прокуратуру, – твердо сказал он. – Там смогут помочь.
– Ничего не надо. Никто не поможет, – опять прошептала Лера.
– Неправда, – уже почти овладев собой, продолжал Лёша. – В милиции, конечно, это дело замнут, там круговая порука, все повязаны, и результата не будет. Зато я знаю честных следователей прокуратуры.
«Разве такие бывают?» – равнодушно подумала Лера, но ничего не сказала, говорить было больно, да и спорить не хотелось – она всё равно не верила словам Лёши, даже не воспринимала их всерьез.
Но Лёша уже приободрился. Он пытался настроить себя на позитивный лад и не хотел думать о том, что произошло, – это было слишком тяжело и могло вызвать чувство вины, которое он старался заглушить. Лучше было подумать о том, что делать дальше. Все соображения личной безопасности и возможных последствий для него самого отошли теперь на второй план. Голова заработала, как компьютер, – у него уже созрел четкий план действий.
– Послушай, Лера, у меня есть один знакомый следователь прокуратуры, классный мужик. Ему всегда ментовские дела отдают, он взяток не берёт и ментов сильно не любит – несколько раз уже выводил их на чистую воду. Нет, правда, – еще больше горячился Лёша, заметив наконец-то Лерино равнодушие. – Он уже несколько лет работает в прокуратуре, знаешь, у него и опыт, и интуиция, и порядочность. Он такие дела раскручивал, такие подходы выискивал! Но главное, он людям стремится помогать, простым людям, которых власти затирают.
Лёша увлекался и говорил много лишнего. Но уж очень ему самому понравилась эта идея – вот он и разливался соловьем. Впрочем, для его красноречия была и еще одна причина – ему хотелось загладить перед Лерой свою вину, мысль о которой всё-таки сидела у него где-то на границе сознания. Как ни мало могла сейчас соображать Лера, а всё же и она догадывалась, в чем дело. Если бы она еще была способна в таком состоянии обижаться, то, наверное, обиделась бы на Лёшу. Но сейчас ей было всё равно, и Лёшины тирады она слушала вполуха.
Лёша догадывался об этом, но его это не смущало. Он уже всё для себя решил.
– В общем, завтра я ему позвоню… да нет, лучше сразу зайду, – всё больше воодушевлялся Лёша. – Но сначала мы с тобой должны сходить в травмпункт, чтобы тебя там осмотрели и дали справку о причинении телесных повреждений. Потом с этой справкой пойдем в прокуратуру к тому человеку, и ты всё ему расскажешь. А он уж решит, что и как тут делать.
Лера выслушала весь план молча, без возражений. В успех этого предприятия она не верила, но спорить не хотела. Инстинкт подсказывал ей, что в такой ситуации лучше всё-таки что-то делать, даже всё равно что, – это вернет ее к жизни, поможет остаться на плаву, не даст погрузиться в отчаяние и жалость к себе. И потом, она наконец-то осознала, что Лёша вернулся, а это было уже многое. Его возвращение давало ей пусть и слабую, но всё же вполне определенную надежду на то, что всё еще может наладиться, что из этого кошмара может быть найден выход. К тому же она подсознательно понимала, что где-то в глубине души Лёша всё-таки считает себя виноватым, а так для нее было хорошо. Даже если из этого проекта с прокуратурой ничего не выйдет – неважно, главное, что Лёша снова будет здесь жить, будет заботиться о ней. А больше ей ничего и не нужно было.
***
Было уже очень поздно, но всё-таки они решили пойти в травмпункт прямо сейчас, не откладывая до утра, – он работал круглосуточно. По дороге Лёша попытался расспросить Леру обо всем подробно: сколько человек ее избивали, знала ли она кого-нибудь из них кроме Руслана и так далее. Лера отвечала неохотно, но отвечала. Лёша, конечно, понимал, как ей сейчас тяжело об этом говорить, но ему нужно было знать все детали – чтобы было с чем завтра обращаться к следователю.
Травмпункт находился недалеко, на улице, которая дугой шла от Обводного канала к Нарвскому проспекту. Лера хорошо помнила это приземистое двухэтажное здание, потому что много раз проходила мимо него по дороге к метро.
В коридоре у кабинета дежурного врача почти никого не было. Одна женщина средних лет с отрешенным видом прижимала к животу свою, видимо, сломанную руку. Был еще один молодой человек, пьяный, но не сильно, который, очевидно, попал сюда прямо с какой-то вечеринки или дискотеки. Под глазом у него красовался огромный фингал, а щека зловеще распухла, что наводило на мысль о переломе челюсти. Оба пациента имели вид людей, полностью погруженных в свое собственное страдание, и не обратили на вошедшую пару никакого внимания.
Дожидаясь своей очереди, Лера с удивлением обнаружила, что вроде бы начинает успокаиваться. Так часто бывает у врача: простое сознание того, что сейчас тебе помогут – обработают рану, перевяжут, наложат гипс, дадут какие-нибудь таблетки, – уже действует целительно. Она почти совсем пришла в себя и даже стала посматривать на «страдальцев» с некоторым любопытством. Те, впрочем, продолжали ее игнорировать. Молодой человек ходил по коридору взад и вперед, наверно, всё еще переживая ту разборку, в которую он вляпался. Женщина тоже была полностью погружена в себя – она по-прежнему баюкала свою руку и даже как-то слегка раскачивалась при этом. Лере стало почти смешно оттого, что эти люди, видимо, считали произошедшее с ними крупной неприятностью.
Лёша в это время нервничал, или, вернее, рвался в бой – ему не терпелось поскорее раскрутить это дело, а для этого надо было сначала попасть в кабинет и заполучить справку о нанесении телесных повреждений.
Наконец подошла их очередь. Правда, в кабинет Лёшу так и не пустили. Дорогу ему преградила медсестра – могучая краснощекая блондинка. Она решительно заявила, что сопровождающим тут делать нечего и они сами во всем разберутся с пациенткой. Лёша не стал настаивать – пока они в коридоре, он успел проинструктировать Леру, объяснил ей, что надо говорить и какая нужна справка.
Врач, совсем еще молодой и приятный на вид парнишка, даже присвистнул, увидев Леру. Глаза у него округлились от изумления, а губы сложились трубочкой, как будто он готов был воскликнуть: «Вау!» Но в последнее мгновение он всё-таки сдержался и ограничился нейтральным «Ого!» Он был начинающим врачом, сразу после института попал на работу в этот травмпункт и пока еще не набрался опыта,
