Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
вам, любезнейший, категорически наплевать, еще после той первой ночи в борделе ясно было…
– Ну чего пристал?.. Отстань уже, язва нудная…
– Труба зовет, Родина ждет! Подъем, старая кляча! Ты как позволил себе разговаривать с императором?
– Что? Какой еще имп… ой… Опять?
– А ты думал, отмучился? После всего, что тут по твоей милости закрутилось.
– С кем это мы… так… вчера. А?
– С господином фон Тирпицем, с кем же еще.
– У-у-у… И что я… То есть мы?.. Этому тевтонцу что-нибуть трепанули?
– Ясно. Дрянь дело… Значит, ничего не помнишь? Замечательно. Но я бы попросил не валить все с больной головы на здоровую.
– Офигеть, как все классно… Всеволодыч, ты хоть представляешь, в каком мы виде были?
– Нет. Охранила Царица Небесная. Иначе пришлось бы стреляться по вашей милости. Кстати, по отчеству – Федорович, если вдруг совсем с памятью у нас того-с… И когда же, наконец, это все кончится? И смирительную рубашку-то на меня, горемычного, наденут, а?
– Извини. Виноват… И это… Что за пессимизм? Ну, вообще…
– А сам-то бодрячком уже? Ага?.. Погано только, что при всем этом умопомрачении желудок у нас один-с. На двоих…
– О, Господи… ик… Не-е-ет!.. Тихон!!! Тазик…
* * *
– Всеволод Федорович, батюшка, как же вы нас напугали-то всех.
– Да уж, Тишенька. Что-то со мной нынче не того-с. Перебрал маненько… Но не так ведь, чтобы себя не помнить. И вдруг – на тебе!.. Такая вот ерунда…
– Дохтура, что к вам созвали, они решили, стало быть, что…
– Ну? Не томи…
– Что с сердцем не все ладно у вас. Только называли-то хворобу эту они все больше не по-нашему, я и не запомнил. Извиняемся…
– Вот тебе, бабуся, и Юрьев день. Только этого не хватало… И когда помру?
– Свят-свят-свят!.. Про страшное такое оне вовсе не сказывали, храни вас Царица Небесная. Только толковали, что, мол, нужно вам всенепременно-с еще денька три-четыре в постельке полежать. Да вот эти все микстурки и пилюльки разные по часам попринимать. Мне, значить, сами его величество, государь наш Николай Александрович, повелели при вас здесь быть неотлучно. Так что я уж прослежу, чтоб вы все вовремя…
– Ого! Значит, боцман Чибисов теперь самолично с государем императором нашим знается? Дела… Тихон, а где это мы? И почему не в моем купе? И доктор Банщиков что-нибудь тебе говорил? Где он сейчас?
– Ну, если, значит, вы и вправду ничего не запомнили… Тогда, что видел и слышал, все расскажу. Не извольте гневаться только, все как на духу, что было. Святой истинный крест!
– Ой, что-то ты неспроста крестишься, дружок… Или я накуролесил по пьяному делу, да? Ну, что сконфузился? Давай-ка уж, рассказывай, коли начал. Один конец: коль не помер, жить теперь с этим со всем.
Минут через двадцать Петрович осознал, наконец, весь комизм и дичайшую неловкость ситуации, в которую вылилась его пьянка с Тирпицем. Причем, что самое печальное и непоправимое во всем этом безобразии, он-то сам, как говорится, был абсолютно вдрабадан, а его собутыльник оставался на ногах и пребывал в достаточной степени вменяемости.
С точки зрения кастовой морали морского офицерства, как нашего, так и германского, форменный позор. Страшнее которого был бы разве что проигрыш битвы у Шантунга. Причем позор не только ему одному, но и, по восходящей, всему российскому флоту и самому государю императору, поскольку все это происходило в его присутствии. Пусть не в прямом, но сути дела это не меняло.
На сем удручающем фоне пальба из окна вагона по воронам, сорокам, сойкам и какому-то несчастному подвернувшемуся четвероногому у входных стрелок рязанской станции – сущая безделица. Слава богу, что из двуногих, случайно или по службе оказавшихся в зоне тестов подаренного Петровичу «люгера», никто не пострадал. Чудом… А здоровый фингал под глазом у немецкого вице-адмирала объяснялся случайным толчком вагона и некстати распахнувшейся тамбурной дверью.
Допустим даже, что так… Но то, что царь все это безобразие лицезрел, что он самолично убедился в полной невменяемости тела с адмиральскими эполетами на заблеванной тужурке и после, опять же самолично, распорядился погрузить это в великокняжеский вагон с разрешением находиться при этом его бессменному бравому ординарцу…
Господи! Какой ужас… Альтер-эго, похоже, было право: впору стреляться.
Однако завершить бесхитростный рассказ о подробностях постигшей Петровича катастрофы, равно как и о ликвидации последствий учиненного его любимым адмиралом беспредела, верный Тихон не успел. В дверь негромко, но настойчиво постучали.
– Тут к вашему высокопревосходительству господа…
– Господа-товарищи. Тихон, не суетись, дай пройти!
– Заходите, заходите… С черной меткой прислали или как? – Петрович по голосам за дверью уже понял, что это кто-то из его банды: Хлодовский и Щеглов – точно, но явно не только они одни. – Тиша, дай нам поговорить, посмотри там…
– Слушаюсь! – Ординарец, козырнув, резво выкатился в коридор, а вместо него возле одра поверженного адмирала материализовался почти весь его штаб в полном составе, плюс капраз Рейн для полноты букета.
– Ну что, орлы?.. И как мне теперь вам и всему флоту в глаза-то смотреть? После такой международной конфузии? – попытался было бодриться Петрович. Но выходило «не айс». Однако неподдельное удивление напополам с восхищением, светившиеся на окружавших его усатых физиономиях, давали некоторый повод для сдержанного оптимизма. – Что же мне теперь делать-то? В отставку рапорт накатать, а потом пулю в лоб пустить? Или сразу, без рапорта, честнее будет? Что посоветуете, молодежь?
– Это вы о чем таком сейчас, Всеволод Федорович? – вытаращил изумленные глаза возбужденный больше остальных Беренс.
– Дык ясно же, о чем. Побил меня этот коварный тевтон. Позорище!.. Он-то на ногах, а меня, грешного, аки куль какой с дерьмецом по перрону таскали. Да еще при самом государе. Хоть сквозь землю со стыда провалиться… Натворил делов! Страх Божий…
– Господи! Да полно вам ерунду-то всякую говорить. Ну, подумаешь: посмеялись все и завтра все забудут. После такой нервотрепки, что вам на долю за этот год выпала, не так люди по первости чудят, Всеволод Федорович. А вот кто кого побил, так тут еще бабушка надвое сказывала. У их высокопревосходительства кайзеровского генерал-адъютанта бланш-то на загляденье. Будто сам Репин рисовал! – отчеканил безапелляционно Щеглов. – Так что вам себя винить грешно-с. Хоть и не без потерь, но виктория в сем славном деле наша! Адмиралу нашему гип-гип…
– Ура! Ура! Урр-р-а-а-а!!! – полушепотом восторженно взвыло в ответ собрание в полном составе.
– Ах вы, бесенята… Я, понимаешь, старый дурак, союзника нашего действием унизил, секундантов жду, стало быть, а вы, значит, радуетесь?
– Да, полноте вам, Всеволод Федорович, – вступил в диалог Рейн. – Не берите в голову. Вице-адмирал Тирпиц самолично помогал вас перенести. И не то что обиды не держит, а, как мы слышали, единственно себя целиком и полностью во всем произошедшем винит. О чем он прилюдно обоим императорам и докладывал.
– Фу-у… Хоть малый камушек с души упал.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
