скрестил руки на груди. Татуировка заныла, и Бас глянул на наколотое сердце грозно, как на капризничающего ребенка. Смиряясь с нравом господина, воспаленный рисунок чуть поблек, но пульсировать гнетущей болью не перестал.
— До вашего явления в спасении никто не нуждался, — мужчина попытался закрыть дверь, но Себастиан уже входил внутрь, неотвратимый как провидение. Уверенная непреклонность движений заставила спасателя попятиться и уступить напору незваного гостя.
— Объяснитесь!
— Я врач, — решил начать с правды доктор Керн, — и здесь неподалеку расположен мой эллинг. Сегодня во время проверки оборудования я поймал странный сигнал. Профессиональный долг и кодекс яхтсмена не позволяют мне остаться в стороне даже если это технический сбой. Предположительно в этом квадрате кто-то терпит бедствие. — Бас ткнул в висящую на стене карту прибрежных вод.
Спасатель недоверчиво проследил за указующим пальцем гостя, затем нехотя проверил записи на фиксирующем компьютере, скептически сверился с данными на радаре и, надев наушники, перебрал несколько радиочастот.
— Пусто, что и требовалось доказать. Может, передатчик заглючил, или песню китов поймали. Пару недель назад близко к берегу проплывала одна стая, так пели — заслушаешься.
— Возможно, — настаивать на собственной правоте Бастиан не стал. Его вторжение и без того выглядело подозрительно. Но уходить ни с чем мужчине не позволяла природная гордость, к тому же, тату требовало ответа, разъедая кожу кислотным ожогом. — И все же, что в этом квадрате?
— Ничего, — раздраженно пожал плечами спасатель, — и никого. Просто море.
— А дальше?
— А дальше океан.
К машине Басу Керну пришлось идти вытянув левую руку за спину в сторону удаляющегося берега — только так удавалось унять боль.
* * *
Когда Полина в радостном предвкушении взлетела по лестнице на второй этаж эллинга до вечеринки оставалось два часа. На дощатом настиле перед домом, служившим террасой, устанавливали звуковое оборудование. Судя по размеру колонок и сабвуфера, ди-джей планировал играть для стадиона фанатов, жителей французского пригорода и моряков кораблей, дрейфующих милях в пятидесяти от Ньюпорта. Подарок крестного приобретал неожиданный размах, но девушка лишь довольно улыбнулась — когда еще открыто радоваться дарам судьбы, как не в девятнадцать лет? Однако в просторной комнате на втором этаже царила тяжелая атмосфера — точно сам воздух сгустился, а на огромное окно натянули тонированную пленку для защиты от яркого солнца. Бастиан Керн был явно не в духе. Хмурое лицо крестного контрастировало с яркими этикетами бутылок разномастного алкоголя, выстроившихся на столешнице. Полина замерла, стараясь угадать причину и тут же заметила плотную медицинскую повязку, наложенную на левое предплечье:
— Что это, дядя Бас?
— Плющ внезапно стал ядовитым, — раздраженно выплюнул Керн, но мгновенно взяв себя в руки, потеплел и с улыбкой сгреб крестницу в приветственные объятия. — Мелочи, не обращай внимания. Чересчур назойливо зудит — пришлось заклеить, чтобы до кости не дотереть. Болячки плохая тема для молодежной тусовки, только если они не венерические. Оцени какой бар организовал лучший в мире крестный!
Мужчина с напускным оптимизмом распахнул холодильник, плотно набитый пивом, ламбиками и дешевым игристым вином. Полина восторженно взвизгнула, выражая одобрение, но тут же посерьезнела и осторожно коснулась забинтованной руки Себастиана.
— Покажи мне.
Бас замер — в пристальном устремленном на него взгляде не было и следа беззаботного веселья юности. Маленькая девочка, знакомая ему с самого рождения, исчезла. По-женски проницательно в самую душу смотрели внимательные карие глаза:
— Твое сердце — его наколола Полин? — крестница аккуратно потянула за липкий край повязки. Керн кивнул:
— Да, твоя тетка знала свое дело.
— Мой клематис на днях поменял цвет, — поведя плечом, Полина позволила широкому вороту блузы сползти и обнажить родовой знак. Себастиан присвистнул, а девушка продолжила мысль, — возможно, происходящее с нашими татуировками как-то связано. Я только посмотрю, хорошо? — она резким движением сорвала защитный слой, вынудив мужчину недовольно зашипеть.
Рисунок под повязкой вспух, поблекшие за давностью лет цвета приобрели первозданную яркость — будто только вчера юный музыкант побывал в салоне соблазнительной татуировщицы. Кровь пульсировала под линиями узора, заставляя нарисованное сердце биться, а листья плюща трепетать. Повинуясь нестерпимому желанию, Бас вытянул руку в направлении синеющего за окном моря. Татуировка милостиво сменила зудящую боль на холодящее покалывание.
— Только так и могу жить. Хоть спускай яхту и отправляйся в плаванье! — Керн поморщился и плотно сжал губы, когда Полина бережно накрыла рисунок узкой ладонью. А затем боль прошла. Мягкая, ватная обволакивающая пустота плавно опустилась на чувствительные нервы, заструилась по ним спасительной анестезией и потянула в бездну чужой памяти.
«Я вновь во власти Повилик», — последней мыслью отпечаталось в сознании Керна.
Девушка закрыла глаза и позволила воспоминаниям тезки — тетки Полин — прорасти в сознании младшей родственницы.
* * *
Колокольчик над дверью едва звенит и, если бы не поток прохладного осеннего воздуха, проникший в студию вместе с посетителем, Полин бы даже не обернулась. За ширмой у зеркала она скептически примеряла блейзер, размышляя, стоит ли брать его в путешествие или достаточно ограничиться косухой и джинсовой курткой. Из отражения на нее смотрит высокая смуглая девушка в светлом трикотажном платье — достаточно длинном, чтобы подходить под деловые приличия, и в меру обтягивающем, чтобы подчеркнуть привлекательные изгибы стройного тела. Просвечивающая сквозь тонкую сетку чулок татуировка белой розы добавляет образу пикантности. Полин нравится ее родовой знак — не проходит и дня, чтобы кто-то из окружающих не высказывал восхищения изяществом линий и красотой узора. Плетистый, обвивающий ногу от щиколотки до бедра цветок стал неотъемлемой частью имиджа тату-салона наряду с уникальной способностью хозяйки угадывать скрытую суть и желания клиента. Обновленными, окрыленными, нашедшими самих себя и получившими ответы на сокровенное выходят люди из-под иглы Полин Макеба. Она не стала менять фамилию даже после свадьбы, проигнорировав недовольство матери.
— Повилика должна принадлежать господину! — недовольно поджала тонкие губы Виктория, ковыряя праздничный торт, точно изысканно поданную отраву.
— Предпочитаю считать наоборот: он — мой. В конце концов, кто кого ест — ты торт, или торт тебя? — и поцеловав мать в щеку упорхнула в объятия мужа.
Завтра они отправляются в очередное турне. Полин с грустью посчитала, что за полгода брака провела в своем салоне от силы несколько недель, но повиликовая зависимость заставляет следовать за избранником. И если непреодолимая тяга к удовольствиям требует от мужа присутствия на открытии нового клуба в Нью-Йорке или на скачках в Монако, Полин остается только подобрать соответствующий по стилю наряд и повесить на двери студии табличку «закрыто».
Клиентов сегодня она не ждет — надпись на входе доходчиво сообщает, что у салона выходной. Но незваный посетитель не выглядит ни смущенным,
