исчезнет. И настанут мои обычные серые будни. В которых, иногда сдохнуть хочется от пустоты и одиночества.
— Ну, что освободил посуду — раздаётся голос мужеподобной женщины, что принесла обед.
Марина вздрагивает и отстраняется от меня.
— Да вот возьмите — Марина поднимается с кровати и отдаёт тарелки женщине — ужин тоже принесите ему пока нельзя вставать. Завтра только.
— Хорошо — пробурчала женщина в ответ.
— А во сколько ужин?
— В шесть — женщина скрывается за дверью.
Марина опускает взгляд. Ей неловко? Она смущается?
— Что-то не так? — решаюсь спросить.
— Нет, просто в шесть мне нужно передать всё дежурному врачу. Мо смена закончится.
— Но ты же вернёшься завтра?
Не оставляй меня пожалуйста!
— Конечно, я просто подумала, может, ты подождёшь меня? Я всё передам и вернусь, помогу тебе поужинать.
Ах вот ты о чём. Аж, дышать легче стало.
— Конечно, я дождусь тебя.
— Хорошо — она присела на кровать.
Не могу удержаться и беру её за руку, не могу не прикасаться.
— Тебе, наверное, нужно отдохнуть, поспать немного.
Может быть.
— Да я не устал, лежу целый день.
— Тебе и нужно восстанавливаться.
— С тобою как-то спокойнее — говорю как есть, не думал, что голос подведёт…
— Хорошо я побуду рядом, постерегу твой сон — она улыбнулась — могу почитать тебе что-нибудь.
— Лучше расскажи о себе — прошу её.
Хочется узнать хот что-нибудь о тебе.
— Какой ты хитрый — смеётся — о себе рассказывать не хочешь, а меня просишь.
— Обо мне скучно и не интересно. Не хочу, Марин.
Не хочу вспоминать ничего, больно, а рассказывать и того хуже.
— Хорошо, но пообещай, что когда-нибудь расскажешь. Мне хотелось бы это услышать — её голос стал грустным.
Хотелось услышать? Ты не перестаёшь меня удивлять Марин.
— Может быть когда-нибудь — обещаю ей.
— Уже хорошо — улыбнулась тепло, аж дыхание перехватило.
Так хорошо на душе стало, что все неприятные воспоминания отошли на второй план.
Мне так хорошо с ней. Я тону в её карих глазах, медовой радужке с мелкими крапинками.
— Ну, что закрывай глазки и слушай — она погладила по руке, отчего мурашки побежали по спине.
Прикрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на её голосе, но её убаюкивающий голос так и уносит в поля, деревеньку, бревенчатую избу, в которой пахнет свежим хлебом и молоком, теплом, любовью и заботой.
— Я вернусь — слышится где-то на границе сознания, но я уже не здесь, а где-то в далёком детстве, где всё казалось таким беззаботным, и каждый день дарил радость и счастье.
Глава 12
Руслан.
— Ужин — громыхает чей- то голос.
От неожиданности вздрагиваю, и спину простреливает, аж искры из глаз сыплются, зажмуриваюсь и пытаюсь выдохнуть.
Женщина с подносом еды проходит в палату и ставит на тумбочку тарелку с какой-то кашей и компот. Каша выглядит не очень аппетитно, геркулесовая что ли.
— Приятного аппетита — говорит женщина и торопится выйти.
— Спасибо — отвечаю ей.
В животе заурчало. Я обещал Марине дождаться её, но аппетит проснулся, да и каша пока тёплая может ничего на вкус будет.
Стелю полотенце на грудь и тянусь к тарелке, стараясь не обращать внимания на боль в пояснице.
Каша это же не пюре, через край не стечёт.
Пристраиваю тарелку на груди. Немного неудобно и приходится горбиться, чтобы не обляпаться, но есть хочется.
Конечно, хотелось бы, чтобы сейчас в палату зашла Марина, улыбнулась мне и помогла, но я должен быть самостоятельным. И не обязана она, со мною возится, но очень этого хочется, наверное, потому, что я эгоист.
Немного приноровившись, получается поесть. Хотя каша, одним словом не очень. Зато полезная, наверное.
Приговорив ужин, ставлю всё аккуратно на тумбочку. У меня всё получилось и, даже не испачкался. Моя маленькая победа за сегодня, не считая операции. Надеюсь, она мне поможет, и эта боль наконец-то пройдёт, отпустит и я смогу жить и ходить как нормальный человек.
А я и забыл уже как это, нормально жить, строить планы на будущее…
Неожиданно открывается дверь в палату и моё сердце подскакивает. Марина?
Но вместо неё в палату заходит молодой врач.
— Добрый вечер. Как себя чувствуете?
— Хорошо — отвечаю на автомате.
— Можно вас осмотреть? — берёт край одеяла.
Не мешаю ему, и он стягивает одеяло с меня.
— О уже в корсете, хорошо. Давно?
— С обеда — отвечаю.
— Надо снять. Не больше четырёх часов в день.
Он расстёгивает корсет.
— Повернитесь на бок, мне нужно посмотреть шов.
— Хорошо.
Пытаюсь не спеша повернуться, но всё же больно и без корсета, почему-то страшновато шевелится.
— Вот так — он поторапливает меня и резко поворачивает, надавливая на плечо. Чуть не вскрикиваю от боли, прикусываю губу и пытаюсь выдохнуть.
Он прощупывает шов через повязку, чувствую каждое нажатие, больно.
— Хм, припухло.
Он отклеивает повязку.
— Не очень, сейчас скажу сестре, чтобы обработала, воспалился шов.
Вот только этого мне не хватало.
— Нужны, противовоспалительные, но Марина Алексеевна говорила, что вам ничего нельзя такого.
Значит он дежурный врач. И если Марина ему всё рассказала, значит, она уже ушла домой. И не зашла ко мне…
А я ведь ждал её…
— Ладно, пока обработаем просто. Я переговорю с ней, и если разрешит, то поставим противовоспалительное.
— У меня аллергия — напоминаю ему.
— Я знаю, но если попробовать с антигистаминным, может что и получится, надо наблюдать — он приклеивает обратно пластырь — сейчас вам просто обработают не переживайте.
Он выходит из палаты.
Значит, ты всё-таки ушла Марина, хотя обещала вернуться и я это помню. Обидно, что твои обещания ничего для тебя не значат. А я поверил.
Слышу, что дверь открывается, но я уже точно знаю, что это не она.
Шов мне обработали, посуду забрали, и ложиться на спину запретили. Стоило тебе исчезнуть, как мой организм начал сыпаться без тебя. Да что это такое-то. Нельзя так привязываться к человеку, ведь разочаровываться в нём будет в разы больнее.
Прикрываю глаза и пытаюсь уснуть, за окном темно и свет в палате никто мне не включил. Темно и холодно, за окном идёт снег и в свете фонаря смотрится так красиво и тихо. Есть в этой тишине что-то завораживающее. Сейчас бы гулять под этим снегом, держать за руку ту, что дарит мне тепло и спокойствие. Ну и пусть она сегодня не зашла ко мне вечером, но она повлияла на дежурного врача с учётом всех требований и это приятно.
Но вот то, что шов воспалился,