почти безупречен. Не так уж много приходится править. Произведение словно обладает способностью мыслить. Предположим, вы пишете детектив. Сцена за сценой вы прокладываете путь, записывая то, что приходит в голову и не задаваясь вопросом «почему?». Когда я работала над детективным романом, на семнадцатой странице на столе ни с того ни с сего возник пистолет. Текст велел: «Положи на стол пистолет», – так я и сделала. Я не знала зачем, но поняла, что надо послушаться. На девяносто седьмой странице это оружие пригодилось для самозащиты. Я пришла к убеждению, что требуется только одно – смелость записать на бумаге то, что «слышишь».
А теперь представьте, что пишете романтическую историю. На тринадцатой странице влюбленные знакомятся. На шестьдесят седьмой – целуются. А в промежутке рассказывается о том, как между ними возникает влечение. Неважно, пишете ли вы сценарий или роман: нужно верить, что произведение, над которым вы работаете, обладает внутренней мудростью. У него есть форма, и оно покажет ее, если мы готовы смотреть. Следуя за текстом туда, куда он нас ведет, мы обретаем оригинальность. Мы прокладываем путь, который нам «указан». Не подвергая сомнениям свои идеи, мы начинаем писать свободно и самобытно.
К двадцати девяти годам, когда я бросила пить, я уже успела построить карьеру успешной писательницы. Но я мучилась, стараясь соответствовать мнимым требованиям этого ремесла. Я писала и исправляла написанное, силясь угодить своему эго, требовавшему, чтобы каждое предложение звучало идеально. Можете представить себе, с каким изумлением я, едва отказавшись от выпивки, вдруг услыхала, что мне следовало позволить высшей силе писать моей рукой.
«Пишите. Дерзайте. Возможно, получится плохо, но иначе вы никогда не напишете ничего стоящего».
Уильям Фолкнер
«А вдруг она не захочет?» – тут же возразила я.
«А ты попробуй», – посоветовали мне.
И вот я пошла на эту сделку. («Что ж, Господи, Ты позаботься о качестве, а я займусь количеством».) Невзирая на возражения моего эго, я стала писать свободно. Переходя от одной сцены к другой, я записывала то, что стремилось на бумагу. Моему эго это не нравилось, зато душа была довольна. Я повиновалась наитию. И стала писать лучше. Я больше не лезла из кожи вон, чтобы выглядеть умной, и поэтому перестало казаться, что я демонстрирую свое писательское мастерство. Я оставила попытки прослыть гениальной и чувствовала, что стала изъясняться понятнее. Люди одобрительно отмечали, что в моих текстах стало больше ясности. Заканчивая черновик, я убеждалась, что он не такой уж и «черновой». Оказалось, что прокладывание путей – действенный метод. У текста есть собственный разум, и он весьма развит. Все что от меня требуется, – выполнять дневную норму, и ничего больше.
Когда прокладываешь пути, самое главное – не переставая, помаленьку двигаться вперед. Каждый день, выполняя ежедневную норму, вы прибавляете немного к тому, что написали вчера. И так целиком пишете весь черновик, не внося никаких правок. Посвятив писательству много лет, я пришла к выводу, что в самом тексте заключена мудрость. Нужно лишь записывать приходящие идеи, и они сами обретают форму. Ежедневно прокладывая путь, я узнаю, куда он ведет, а не выдумываю его.
«Но, Джулия, – порой возражают мои студенты, – вы говорите так, будто это просто».
А я отвечаю, что прокладывать путь и правда просто. Это страшно не нравится нашему эго. Я говорю своим ученикам: требуется лишь достаточное смирение, чтобы отпустить поводья и писать то, что «слышишь». И тогда, как мне было обещано много лет тому назад, высшая сила начнет писать вашей рукой. Пишите, ничего не исправляя.
Первые мысли
Сегодня полная луна, но серебристый диск заслоняет завеса туч. Лили беспокоится: должно быть, чувствует полнолуние, хоть его и не видно. Я сажусь за работу и пишу о том, что скучаю по луне. Я живу в Санта-Фе уже десять лет, и за это время мне полюбился огромный яркий месяц, освещающий горы.
Во дворе, где гуляет Лили, растет можжевельник и колорадская сосна. Обычно они серебрятся, омываемые лунным светом. Сегодня двор наполнен тенями. Лили не решается выйти на улицу. Вместо этого она устраивается на подлокотнике моего рабочего кресла. Ей хочется поиграть в «поймай ручку».
Это книга о писательстве, и она должна служить примером того, чему учит. Поэтому я начала с рассказа о скрывшейся за тучами луне. Слишком часто, принимаясь за работу, мы отметаем первую идею. Ломаем голову в поисках чего-то более стоящего. Но многолетний опыт убедил меня, что первая мысль зачастую оказывается самой лучшей. В конце концов, писательство не должно быть пыткой. Иногда полезно воспринимать его как нечто более непринужденное. Всему свое время, идеи следует выманивать из себя лаской, а не выбивать молотком. Итак, начнем с начала: первая мысль потянет за собой вторую, вторая – третью и так далее.
Полезно чувствовать, что вас направляют. Садясь за утренние страницы, мы пишем то, о чем думаем. Мы не пытаемся ничего додумать. Мы «слышим» идею и излагаем ее на бумаге. Такая «диктовка» не требует усилий. В конце концов, страницы не предназначены для чужих глаз – поэтому нам не приходится напрягаться, чтобы выглядеть умнее или организованнее, чем на самом деле. Мы пишем о чем нам только заблагорассудится. Стоит освободиться от стремления к совершенству, и зачастую поражаешься, как близок к нему получившийся текст.
«Есть какое-то очарование в рождении первых слов книги. Никогда не знаешь, куда они тебя заведут».
Беатрис Поттер[8]
Работая над книгой «Путь художника», я писала одно эссе за другим, отталкиваясь от самой первой мысли. Она тянула за собой вторую, а та – следующую. Можно сказать, что «Путь художника» – книга, полностью основанная на том, что первым приходило мне в голову. Первые мысли вели меня за собой.
Писательство повышает самооценку. Я ставлю себе невысокую, достижимую планку и стремлюсь к ней. Две страницы в день – вот та писательская норма, с которой я без проблем справляюсь, работая над нехудожественной книгой. Стабильный, ровный
