гнался. А мы …вот! – она показала зажатый в ладони камень.
Тетка Оксана негромко выругалась, но таки протянула ружье. Лерка развернулась в сторону темнеющих могил, отошла на пару шагов, уверенно вскинула ружье и, подняв ствол вверх, спустила курок.
Бабах!!!
Эхо выстрела прокатилось по кладбищу.
Стая ворон с истошным карканьем поднялась в вечернее небо.
Вот теперь точно, как в кино!
Совсем рядом залаяла собака.
Овчар выскочил из-за могил, припадая на переднюю лапу, подбежал к людям. Глаз заплыл, кровь бежала из рассеченной головы.
Девчонки кинулись обнимать горемычного пса. А тот жалобно скулил и норовил облизать всех вокруг.
– Эй, ты, урод! – гневно заорала Лерка в темноту. – В следующий раз я тебе в башку пальну за мою собаку!
– Ну-ка быстро в машину! – скомандовала тетка Оксана.
Окровавленная собачья морда окончательно ее убедила. Глупые соплюхи перепугались не оживших покойников, а кого-то куда более опасного, чем все бродячие мертвецы вместе взятые.
Усталость накатила мутной волной, словно кто-то невидимый нажал выключатель. Соню качало. Ее усадили на заднее сиденье старенького Рено. Кажется, Лерка что-то объясняла взрослым: и про слабый запах костра, который ее сразу насторожил, да только она, тупая, не сообразила, и про рюкзак с телефонами, булочками и куриными котлетами, которые (Лерка точно уверена, он их сначала сожрал, а потом за нами погнался) и отвлекли на время Чужого…
– Блиин!!! Мы же…мы же…всего 33 ведра притащили. Это что, выходит, все зря!!! Придется второй раз идти!
Кажется, Лерку обещали выпороть как сидорову козу, и посадить на цепь вместо Овчара, кажется, верный пёс пытался вылизать ей щеки…
Слишком много всего навалилось за этот бесконечно долгий день. Но, удивительное дело, Соня была спокойна. Непривычное чувство правильности всех событий не покидало ее даже в полусне, рядом с фыркающим грязным псом, ругающейся тёткой Оксаной и всхлипывающей Тамарой Васильевной. Они все сделали правильно!
Соня улыбнулась тихой блаженной улыбкой. Лерка запнулась на полуслове.
– Сонька, ты чего? – неугомонная девочка тревожно вглядывалась в лицо подруги.
Машину вела тетка Оксана. Она быстро обернулась, нахмурилась, что-то пробормотала про малолетнюю идиотку, которая не подумала о травмированном ребенке.
– Все хорошо, – негромко прошептала Соня, – Тетя Оксана, со мной все хорошо! Не ругайте Леру! Мы все сделали правильно! – она закрыла глаза и, уже засыпая под шум мотора, добавила. – И никакая я не травмированная!
*****
Она смутно помнила, как выбирались из машины, как ее завели в дом и бережно уложили на кровать.
– Ниче-ниче, никто не помер от того, что спать грязным завалился, утром отмоешься, – ворчала тетя Тамара, помогая снять мокрую, измазанную в песке и земле одежду, – ложись, горюшко мое, ложись. Завтра все расскажешь.
Она заботливо накрыла Соню мягким пледом, устало опустилась рядом на кровать, вздохнула и ласково погладила девочку по голове.
Мурка бесшумно прыгнула и устроилась под боком. Тикали настенные часы, стрекотали за окнами кузнечики, громко мурлыкала кошка. Чуть слышно скрипнули старые половицы – Тамара Васильевна на цыпочках вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.
Неслышно подкрался сон. В нем гулко шумело далёкое море, ветер гнал пенные волны на каменистый берег. Брызги летели высоко-высоко в небо, замирали на мгновение, и окатывали плечи, лицо, текли по щекам. Соленые, как слезы, горькие, как память. Соня вытирала щеки, улыбалась, плакала от радости. Море снова было с ней. Оно узнало ее, вспомнило, пусть даже во сне…
Во сне?!
Девочка резко открыла глаза.
Лицо было мокрым от слез и…от дождя!? Она выбралась из кровати, босиком подбежала к открытому настежь окну, откинула влажную занавеску и глубоко вдохнула свежий ночной воздух.
Летний ливень шелестел по листьям старой яблони, поил измученную засухой землю, смывал боль и страх, безнадежность и отчаяние.
Соня протянула руку, подставляя ладонь ласковым каплям, зажмурилась от нахлынувших чувств, таких сложных и запутанных, что не разобрать.
… острая тоска, перемешанная с болью утраты…
… восторг и неуемная радость. Вот же оно, чудо – смеется, скачет по лужам, пляшет на карнизах и крышах.
А где-то глубоко-глубоко в душе рождалась надежда – твердая, как камень, крепкая, как земля под ногами, и теплая, как мамина улыбка!
Участковый
День выдался пасмурный. После долгожданного ливня, который шел почти двое суток, солнце не спешило показываться из-за туч.
Наглые жирные гуси расселись в огромных лужах посреди улицы, не собираясь пропускать не то что пешеходов или велосипедистов, но даже подъехавшую к воротам машину. Водителю пришлось громко сигналить, прежде чем недовольный вожак лениво поднялся и отвел стаю в сторонку. Из машины выбрался худой высокий дядька в черных форменных штанах и камуфляжной футболке. Подождал, пока противная птица перестанет шипеть и отойдет подальше от калитки. Храбрец, нечего сказать! Гусака боится!
Соня поморщилась, задернула занавеску и отошла от окна. Накинула на плечи серую спортивную кофту. Рука привычно потянулась взять телефон и сунуть в карман.
Телефона не было.
Уже пару дней как…
Маме пока не говорили – нечего ей волноваться. Отбрехивались с Тамарой Васильевной на пару, мол, сломалась зарядка, а за новой в район ехать нужно. Заговорщицы! Мама приедет через неделю и все равно узнает. Эх…
– Сонюшка, выходь. Сергей Петрович приехал! – громко крикнула тетя Тамара, выглядывая с летней кухни.
Идти не очень-то и хотелось. Снова отвечать на вопросы – тем более. Но узнать «кладбищенские» новости интересно. А этот…Сергей Петрович обещал рассказать все, что выяснил за эти дни.
Участковый – лицо официальное. Это после работы он тете Томе двоюродный племянник троюродного крестника – почитай сын родной. А при исполнении – на Вы и «Можно войти, уважаемая пани Тамара». Чудной.
– Хозяева-а! Есть кто дома?! – рявкнул гость через высокий забор.
Тетя Тома радостно выскочила из летней кухни, вытирая рушником руки, поправила перед уличным зеркальцем волосы, и поспешила открывать калитку представителю силовых структур.
Представителя этих самых структур ждали к обеду. Наварили борща, нажарили картошки со шкварками, накрошили салата, мелко нарезали сочную зелень. Сбегали к соседям за свежей сметанкой.
А как иначе?! Не абы кто в гости пришел!
«Вот интересно, – подумала Соня, – он специально такое время выбрал, чтобы совместить приятное с полезным, или по простоте душевной? Хотя… Этого сколько не корми – не в коня корм», – хмыкнула она про себя, здороваясь с высоким худым дядькой лет за тридцать.
Доверия он не вызывал. Точнее, не вызывала доверия его способность поймать причину всеобщего переполоха. Сельский Шерлок Холмс был загорелым и выглядел простоватым добряком. В меру бестолковый, в меру хитроватый, привыкший к обычной сельской рутине – мелким кражам, жалобам
