вдоль и поперек, я знал на ней каждый камешек, каждый колодец. Я всматривался в лица людей, что шагали по тротуару или переходили передо мной дорогу. Я часами простаивал возле каждого дома на этой треклятой улице, ища ее, одну ее, мечтая, что в один прекрасный день она, словно фея, возникнет перед моей машиной, немного растерянная, но обрадованная встречей. И вновь будет трасса, одна бесконечная, непрекращающаяся дорога, ее рука в моей руке…
Я искал ее вплоть до самых снегов, когда лица людей стали уже неразличимыми за шапками и капюшонами. К тому времени я уже стал забывать лицо самой Алены. Я признал свое поражение, и в тот же вечер напился дома в стельку.
Я вспоминаю ее до сих пор. Я спрашиваю себя: что случилось? Почему она не стала звонить? Еще одна насмешка судьбы, и она потеряла мой номер? Вряд ли, она знала адрес, она могла бы приехать, если бы хотела… Проклятье, я даже не знаю, благополучно ли она добралась до дома! А если даже так, то что ждало ее там? Эти ее рассказы о матери… тревожные мысли о самоубийстве… Или, может, это я взял на себя слишком большие обязательства? Я пообещал Алене, что мы обязательно обгоним ее боль, оставим ее далеко позади на трассе. А в то утро, когда она проснулась, она обнаружила, что ее боль тут как тут, и она перестала мне доверять. Черт, я ничего не знаю, и именно это сводит меня с ума.
В тот день, когда уехала Алена, оставив мне на прощание записку, которую я храню по сей день, мне на мобильник пришло сообщение.
<Блондинка>: Ты, наконец, освободился?
Я не выдержал и настрочил:
<Муха>: Как хорошо, что у меня есть ты!
Она дулась на меня два дня. Скорей всего уловила в моем пылком послании тоску по другой. Я не винил ее за двухдневное молчание, хотя не совсем понимал.
Как бы то ни было, по прошествии двух дней на табло моего телефона высветилось:
<Блондинка>: Привет. Как трасса?
И вновь она безошибочно угадала, что я за рулем.
480 миль
Я очнулся от воспоминаний и обнаружил, что нахожусь на подступах к Стерлитамаку. Машинально придавил тормоз, не желая въезжать в город, ставший мне враждебным после исчезновения Алены. Совершил разворот, остановился возле придорожной кафешки. Там я купил сигарет, обменявшись несколькими любезностями с продавщицей. Мне вдруг захотелось поболтать с кем-то, пусть даже с ней, поболтать ни о чем, так просто, но сзади подошел какой-то мужик, и я вернулся в машину. Закурив, я битых четверть часа тупо пялился на снующие мимо меня машины.
Говорят, старые раны не затягиваются, а истина «время лечит» настолько же надуманная, насколько может быть надумана легенда, если она проходит через уста человека недалекого. Теперь я понимаю, что это верно. А может, моя рана особенная, отдающая экстримом, как и любая езда? Ты можешь встречаться с девушкой — у вас любовь до гроба в течение этак месяцев пяти, а потом — скандал, разрыв отношений, и ты мало-мальски можешь увязать в памяти осколки, объяснить хотя бы самому себе, почему это случилось. Я не мог. Злюка-судьба не дала мне даже такой возможности.
Я тряхнул головой, отгоняя остатки мыслей, настраиваясь на обратную езду — плевать, поеду домой. Внезапно в зеркальце заднего вида я заметил, что по обочине в мою сторону направляется девушка.
Вообще-то, их много тут. Особенно по ночам, поскольку в окрестностях много кафе и шашлычных. Рефрижератор, насколько я знаю, постоянно промышляет в этих местах. Причем он такой типус, что после каждого раза, когда ему удается подцепить девчонку, он непременно раструбит об этом по «Сети». Прикольный малый, и деньги, судя по всему, у него водятся.
Девушка приблизилась. Заметив в боковом зеркальце мой взгляд, она сделала независимое лицо, проходя мимо. Однако стоило мне ее окликнуть, замешкалась.
— Гуляешь, красавица?
— Ну… В общем, да. — Ее глаза пытливо изучали меня поверх опущенного бокового стекла. Смазливое личико, ладная фигурка в простом летнем платьице. А мне вновь вспомнился другой взгляд, взгляд другой девушки, изучающей меня, когда я предложил ей покататься.
— Есть желание присоединиться?
На фига она мне сдалась, спросил я себя. Черт меня дернул за язык. Но было уже поздно идти на попятную: девушка обогнула машину и уселась рядом. Я предложил ей сигарету. Мы закурили.
— Какие планы на вечер? — спросил я.
— Ну… Еще не знаю.
Я счел, что терять мне нечего. А потом, своей наглостью я, быть может, добьюсь того, что она уйдет.
— А как насчет переспать? — спросил я в упор.
— Ха! — Она покачала головой, как бы сообщая, что просто в шоке от такой дерзости. Но убираться не спешила. Продолжала сидеть и курить. — И что, заплатишь?
— Это как договоримся. — Я продолжал ломать комедию.
— А сколько?
Нет, это гениально! Только в жизни, наверное, такое может быть. Она спрашивает меня — сколько! Расскажи мне кто-нибудь, не поверил бы.
— А сколько берешь?
Ее лицо стало возмущенным.
— Ты чего! Я тебе не шлюха.
А кто ты, хотел спросить я. Вольнонаемная? Но я придержал язык. Не стоит хамить незнакомке только потому, что у тебя паршивое настроение, с утра ты попал на похороны, твоя любовь затерялась в чужом городе, а домой ехать нет желания. Она ведь мне ничего плохого не сделала.
— Давай за двести, — предложил я.
— Что двести?
Я чуть не расхохотался.
— Двести рублей за то, чтобы переспать.
Она хмыкнула и не ответила. Ладно, все понятно. И хочется халявы, и колется — она ведь не шлюха, чтобы требовать мзду. Я перевел взгляд на трассу. Машины продолжали носиться мимо. Девушка прикурила новую сигарету из моей пачки. Меня она не торопила, а сама, судя по всему, не торопилась никогда.
И вновь идея заворочалась во мне — идея, впервые пришедшая на ум год назад, когда все произошло: мое знакомство с Блондинкой, членство в «Сети», а главное, мой короткий, как вспышка, роман с Аленой. Идея была неосознанная, зачаточная, но сейчас вдруг она сформировалась в единую картину, и вновь я был поставлен перед фактом: идея — вот она, остается решить, что с ней делать.
Я покосился на свою полузнакомую.
— Какая сейчас интенсивность движения на дороге? — ехидно спросил я.
— В смысле? — Она уставилась на меня в непонятках.
— Сколько машин проедет мимо нас, ну, скажем, за час? — пояснил я.
Девушка оглядела проезжающие машины как-то по-новому, словно я раскрыл ей какой-то
