ни старалась, понять не могла. То ли он сравнивал подругу из детства с этой невероятно привлекательной молодой особой, то ли мои слова напомнили ему о чем-то, о чем он действительно забыл на чужбине. Как бы то ни было, обед прошел легко и непринужденно – я молчала и улыбалась, остальные болтали без умолку.
– Папенька, можно мы погуляем с Ее Высочеством? – спросила Аманда, когда мы покинули дом Его Светлости.
– Ну, если Ее Высочество будет не против, – улыбнулся граф Барбио Кивис.
Высокий, с веселыми ореховыми глазами и ухоженными щегольскими усами, он мне нравился. Во всяком случае, ясно было, в кого у Аманды такой заливистый смех.
– Я не против, – милостиво улыбнулась я. – Прогуляемся в саду, моя дорогая?
Аманда скромно опустила ресницы и присела в реверансе.
– Конечно, Ваше Высочество!
Граф фыркнул и, поклонившись мне, отправился прочь. А мы рассмеялись, как девчонки, сбежавшие со скучного урока по геральдике.
– Онтарио был так мил за обедом, что я немного растерялась, – возбужденно говорила Аманда. – Он, несомненно, изменился за эти годы, но я надеюсь, общаясь со мной, он вспомнит все наши шутки.
Внезапно она погрустнела.
– Завтра я должна поразить Онтарио в самое сердце! – пробормотала она. – Мне так не хватает его – прежнего.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – поспешила уверить я, со стыдом вспоминая жесткие и горячие губы младшего Ананакса. – Ты уже придумала, что надеть?
– Ох, – всплеснула руками Аманда, – надо же срочно подобрать платье!
Не успела я моргнуть глазом, как красотка унеслась прочь, едва не споткнувшись в очередном реверансе. Провожая ее взглядом, я прикидывала, не пора ли открыть один из не распечатанных сундуков с платьями, привезенными из столицы? И решила, что пора. Предвкушая, как Бабайка будет радоваться этому событию, я тоже отправилась домой.
Тетушка относилась к моим платьям, как к священным реликвиям давно исчезнувшей цивилизации. Ее восхищал подбор тканей, вышивка, россыпь драгоценностей на лифе и рукавах. Для провинциального вкуса, воспитанного на простых материях, однотонных цветах, растительных орнаментах и минимуме отделки, столичные наряды казались одновременно роскошными и возмутительными, восхитительными и безвкусными.
До вечера я провалялась с коробкой конфет на кровати, пока тетушка, смешно причитая от восхищения, раскладывала в моей спальне платья из нового сундука. Ни одно из них меня не вдохновило. Они были сшиты для столицы. Столицы с ее изысканными скверами, полными праздно гуляющих кавалеров и дам, столицы с маленькими кафешками прямо на улицах, чопорные официантки в которых держались с королевским достоинством, а крепчайший кофе в облаках из нежных сливок славился особым терпким вкусом…
Размечтавшись о чашечке кофе, я едва успела заметить, как тетушка торопливо сунула обратно в сундук что-то мышасто-серое.
– Стойте! – воскликнула я и, отбросив коробку, соскочила с кровати. – Достаньте обратно!
– Но… но Ваше Высочество, моя дорогая… – залепетала тетя Селеста, – это вообще не платье!
– Вот именно! – прищурилась я, и так резко наклонилась над сундуком, что едва в него не кувыркнулась.
На свет был извлечен… костюм для верховой езды. Должно быть, его положили на всякий случай на самое дно, надеясь, что случай этот так и не наступит.
Узкие черные брюки, приталенный жакет из серого бархата, шитый золотой нитью и с золотыми пуговицами, такая же юбка по колено и шляпка-таблетка с золотой кисточкой.
Разглядев длину юбки, Бабайка застонала.
– В чем дело, тетушка? – невинно осведомилась я, примеряя костюм у зеркала. – У меня слишком кривые ноги? Или слишком костлявая жо… э-э-э, основание?
– У вас все прекрасно, моя дорогая, и ноги, и, э-э-э, основание! – возмутилась Селеста. – Но эта вызывающая длина юбки!.. Неужели так одеваются в столице?
– О-о-о, – я закатила глаза, – в столице еще и не так одеваются! Виконтесса Сливс однажды явилась на бал в платье без плеч и с таким, знаете, декольте-декольте… Платье просто чудом на ней держалось…
– Какой ужас! – искренне воскликнула тетушка. – И ей никто не сделал замечание?
– Не успели, – мило улыбнулась я, – потому что я незаметно наступила на подол ее платья, когда стояла рядом, а потом отправила ее за мороженым. Она сделала шаг и…
– …И? – с замиранием сердца выдохнула Бабайка.
– И платье спало, – хмыкнула я. – После этого замечания в ее адрес делались уже по другим поводам.
– Ох, Ваше Высочество, – пробормотала тетя и поспешила ретироваться, поняв, что от выбранного костюма я не откажусь.
Засыпая, я решила завтра проехаться верхом, несмотря на запрет отца. В конце концов, какая свобода без галопа?
* * *
Конкурс на лучшего скакуна проходил на главной городской площади. В честь этого события за одну ночь убрали все рыночные прилавки, подмели мусор и установили вдоль стен домов, выходящих на площадь, длинные скамьи для зрителей. Впрочем, уже утром скамьи пришлось убрать, потому что на конкурс явилось все население Самыйсокса и окрестных деревень.
Череда «скакунов» с хозяевами тянулась едва ли не от городских ворот. Начиная с десяти утра, один за другим, владельцы выводили коней на площадь, проводили их шагом, затем, сев в седло – рысью и галопом. Лошади, понравившиеся Его Светлости и вызвавшие наибольший восторг у толпы, ждали второго раунда в тени одной из улочек. Неудачливые участники отправлялись восвояси.
Его Светлость вместе со мной, сыном и ближайшей свитой устроился на деревянном помосте, спешно сработанном за ночь. Окружающие помост разодетые придворные пытались скрыться от яркого солнца под кружевными зонтиками. Аманда в восхитительном алом платье притягивала взгляды присутствующих не хуже конкурсных скакунов. Рядом с ней я действительно казалась, правда, не вороной, а невзрачным серым воробушком. Впрочем, мне было глубоко наплевать – я наслаждалась атмосферой мероприятия: запахом конского пота и навоза, видом горожан, надевших ради такого случая свои лучшие наряды, возбуждением толпы, топотом, вскриками и детским визгом.
Лошадей выставляли в основном крепеньких и невысоких, этаких деревенских коньков-горбунков. В череде уже прошедших по площади было несколько неплохих животных, но бесспорным лидером оставался серый в яблоках жеребец по имени Буран из конюшни герцога. С гордостью поглядывая на него, Его Светлость развлекал меня разговором:
– Как вам вон та лошадка, Ваше Высочество?
– Которая?
– Стоит через одного в очереди, серая. Цвет просто один в один под ваш костюм!
Лошадка была молода и с характером. Я видела это по ее раздувающимся ноздрям и тому, как она косила глазом на толпу. Хотела сообщить герцогу, что с ней придется много заниматься, но Онтарио влез вперед меня.
– Симпатичная коняшка, отец, которая только начала выезжать. Чтобы сделать из нее воспитанную лошадь, ее надо учить и учить.
Я едва сдержалась, чтобы не захохотать в голос, так мне понравилось выражение
