на броню — в районе солнечного сплетения появилась небольшая щербинка.
— Будем увеличивать калибр — или сразу перейдём к турелям? — Ассархаддон оглянулся на сарматов. Гедимин увидел, как вздрагивает вместе со скафандром Хольгер.
— Если «Скар» не пробил, увеличивать смысла нет. Выставляйте турель, — неуклюже, едва не рухнув набок, махнул рукой Линкен.
— Очень хорошо, — Ассархаддон подал знак охранникам, и по рельсам к нему подъехала массивная станина. Стволы новой турели были четырёхметровой длины, большую её часть занимали электромагниты, — рядом с этим сооружением даже сарматы казались мелкими.
— «Маркус Магнификус», — произнеся это название, Ассархаддон хмыкнул. — Любимое орудие нашего координатора. Устанавливается на большинство кораблей Атлантиса, от десантников до крейсера. Единственный недостаток — частые перегревы стволов.
«С охлаждением везде проблемы,» — вздохнул про себя Гедимин. Секундное погружение в мысли о заброшенном реакторе подавило страх, и сармат пришёл в себя, только услышав грохот. Его с силой толкнуло в живот, броня заскрежетала об арку, на секунду пластины скафандра прижались к телу, и у сармата сбилось дыхание, и ослабли ноги. «Это не камешек,» — напомнил он себе, хватая ртом воздух и стараясь не упасть. «Это „Марк“, корабельная турель. Такой выстрел снесёт даже „Рузвельта“!»
— Небольшой ушиб, — сказал Ассархаддон, отложив пульт турели. — Можно было бы поставить рядом стандартный «Шерман» и сравнить результаты. Но, по-моему, и так наглядно. Ну что, Линкен, у вас есть предложения — или перейдём к гранатам?
Взрывник на секунду замялся. Гедимин увидел, как Хольгер разворачивается к нему.
— Да, гранаты, — ответил Линкен. — Только… атомщик точно не покалечится?
— Не будем искушать судьбу, — отозвался Ассархаддон. — Один выстрел, жидкоплазменная граната типа «Тяньджу», штатный гранатомёт Космофлота Сина. Гедимин, вы готовы?
Удар в грудину был так силён, что у сармата потемнело в глазах, и он беспомощно захрипел, глотая горячий воздух. Всё вокруг на секунду побелело, а потом зашипело и вспыхнуло красным. Со всех сторон из проплавленного пола поднимались столбы пара. Арка не выдержала мгновенного нагрева, и её опоры, прогнувшись, повалились навстречу друг другу. Гедимин, не устояв на ногах, упал на колени, и размягчившийся рилкар под ним слегка просел. С запястий сармата стекал, капая на пол, расплавленный металл — всё, что осталось от фиксаторов. Жар он почувствовал несколько секунд спустя — наручи нагревались изнутри, но недостаточно сильно, чтобы оставить ожог.
Сармат глубоко вдохнул и сощурился от боли в груди. Он ждал привкуса крови и золы во рту — лёгкие от раскалённого воздуха должны были выгореть изнутри — но пахло только озоном и горячим металлом. «Я ещё жив?» — он недоверчиво ощупал грудь. На размягчившемся чёрном фриле остались борозды. Спустя секунду сверху вылилась цистерна воды, а ещё через пять секунд к Гедимину подошли двое охранников и молча подняли его под руки и повели к огневому рубежу. Там уже убрали защитные поля, и Ассархаддон подошёл к разделительной черте, проведённой на полу красным цветом, и стоял там, внимательно глядя на Гедимина.
— Атомщик! — Линкен бросился было к нему, но охранник удержал его. Глаза Хольгера потемнели, и он словно оцепенел, намертво вцепившись в барьер. Константин стоял поодаль, разглядывая пол нод ногами.
— Больно, — сказал Гедимин, досадливо щурясь. Дышать было тяжело. Он покосился на свои руки — расплавленный металл унёс с собой чёрное напыление, из-под него проступил жёлтый констий. «Ипрон,» — поправил сам себя Гедимин. « Yi’peranu. То, что не развалится. Здесь этот металл называют так.»
— После прямого попадания из гранатомёта и взрыва плазменной гранаты вы ещё можете говорить и чувствовать боль, — глаза Ассархаддона весело сверкнули. — Обычно бывает по-другому. Кумала, оцените состояние брони и извлеките из неё Гедимина.
Выпуклый люк открылся. На пороге стояли двое — охранник-«Гарм» и сармат-медик. Ассархаддон кивком указал на Гедимина и жестом позвал остальных сарматов-«научников» к противоположной стене. Они отошли и молча наблюдали, как Гедимин выбирается из оплавленного скафандра, и охранники выносят броню в соседнее помещение.
— Серьёзных повреждений нет, ушиб пройдёт через три часа, — сообщил медик Ассархаддону спустя пару минут. Гедимин к этому времени уже сам стоял на ногах и свободно дышал, но старался не прикасаться к большому кровоподтёку на груди. «Рана от плазменной гранаты,» — думал он, скрывая ухмылку. «Почти как ожоги Иджеса от ядерных взрывов.»
— Я думал, ты запёкся заживо, — тихо сказал Хольгер, останавливаясь рядом. Несколько раз он порывался протянуть руку к Гедимину, но каждый раз отдёргивал её.
— Мне нравятся эти скафандры, — сказал ремонтник, сжав ладонь Хольгера. Тот старался не шевелиться, чтобы не придавить бронированной рукой незащищённые пальцы Гедимина.
— У кого-нибудь остались сомнения в качестве скафандров? — спросил Ассархаддон. — Ещё пять минут, и Гедимину вернут его броню. Или, возможно, кто-то другой займёт его место на стенде. Кто намерен продолжать?
Сарматы переглянулись.
— Только не я, — угрюмо сказал Линкен. — Хватит стрельбы.
— Как хотите, — пожал плечами куратор. — Здесь есть даже гравитрон «Циклопа», и можно было бы его опробовать.
— В другой раз, — буркнул Гедимин, не глядя на Ассархаддона.
Охранники с пустым скафандром вернулись. Восстановленные пластины брони снова покрылись чёрным напылением, вензель из двух знаков сарматского алфавита занял прежнее место под ключицами.
— Можете одеваться, — сказал Гедимину Кумала, пристально глядя на его грудь. — Я восхищён вашей отвагой. Выдержать такой обстрел…
Он протянул руку, чтобы помочь сармату надеть шлем, и Гедимин почувствовал, как чужие пальцы гладят его шею. Он мигнул.
— Ты меня трогаешь? Что это значит?
Все сарматы, как по команде, развернулись к нему. Кумала улыбнулся и показал пустые ладони.
— Я поправляю шлем. Это не значит ничего, кроме моего желания помочь. Да, помочь.
— Кумала, — ровным голосом сказал Ассархаддон. — Хватит на сегодня. Вы впечатлили меня и ядро проекта «Феникс», теперь можете быть свободны. Что касается вас, повелители энергии атома, — до отбоя остаётся ещё два часа, и я готов показать вам столовую. Мы часто будем делить трапезу
