точно сын хозяев? Не вор? Не из мафии?
Игнацию подхватил ее под руку, позвал:
– Пойдемте.
Провел в мамин будуар. На комоде всегда стояла семейная фотография, но сейчас ее на месте не оказалось.
Он хмыкнул. Прошли вместе в библиотеку, парень открыл книжный шкаф, достал фотоальбом, развернул на первой странице – где отец с глупым видом держит сверток с младенцем, а мама торжественно улыбается.
– Вот. И дальше – вся история моей жизни. Неужели не видели?
– Нет, – простодушно отозвалась девушка. – Я никогда не лазаю по чужим шкафам.
– И родители вам не говорили?
– Они что-то упоминали, – смутилась она. – Про каникулы, про вашу, наверно, безопасность. От меня. Но я еще не очень хорошо знаю итальянский, поэтому не поняла. И кухарка новая, она тоже про вас даже не слышала.
– Чтобы окончательно убедить, могу предъявить водительские права.
– Не надо, – улыбнулась смущенно и предложила: – Вы ведь с дороги? Давайте я поесть приготовлю.
– Разве это ваше дело – готовить?
Девушка покраснела еще больше:
– Кухарка… она сейчас очень занята.
– И прекрасно! – с воодушевлением сказал он. – Ничего не надо. Пойдемте лучше в ресторан. Вместе.
Ее глаза расширились. Она прошептала:
– Вы приглашаете меня в ресторан?
– Да! Прошу вас! Окажите мне такую честь!
Возможно, слишком напыщенно получалось и неестественно, но с девушками Игнацио общаться особо не умел. Да и вообще людей не любил.
Он был поздним ребенком, родился слабеньким и все детство провел в окружении докторов. Ему ставили ДЦП, врожденный спастический гемипарез, еще какие-то диагнозы. Игнацио поздно начал говорить и ходить, хромал, часто не мог удержать равновесие, падал и ушибался. Но ситуация безнадежной не считалась. Плюс мама перла, как танк, а отец обеспечивал финансовую подушку. Поэтому уже к школе от инвалидности избавились. Только одного исправить не смогли: левая нога так и осталась на два сантиметра короче правой. Ну, и вести small-talk он не научился, общества чурался. Играл всегда один, по магазинам и в гости ходить отказывался. Сначала угрюмость списывали на последствия ДЦП, потом начали подозревать легкую форму аутизма, но в итоге консилиум признал: особенность характера. Тоже обратимая.
И родители с присущим им пылом взялись вписывать его в коллектив сверстников. Постоянно давили: командный спорт, школьные театральные постановки и вечеринки. С девушками знакомили – уверенными в себе, шумными и почему-то обязательно слегка усатенькими. Когда окончил школу, остаться в Менаджио не позволили. Отправили учиться в один из самых больших и шумных вузов страны. Да еще заставили жить в кампусе – чтобы постоянно находился в среде себе подобных. На все робкие попытки бунтовать мама отрезала:
– Sii uomo![19]
Но он гораздо чаще ощущал себя несчастным, маленьким Гулливером в стране великанов.
И только сегодня, взглянув в красивые и испуганные глаза Богданы, Игнацио наконец почувствовал себя – защитником, глыбой. Оберечь, поразить, порадовать!
Когда он произнес свое напыщенное приглашение, девушка отчаянно покраснела. А потом радостно подпрыгнула: «Да, да!» И добавила смущенно: «Я ведь еще никогда в настоящем ресторане не была!»
И ему немедленно захотелось не тратить время на конфеты-букеты, а схватить ее в охапку, утащить на необитаемый остров и остаться там с ней навсегда.
Но головы он не потерял. Прежде чем отдаться приключению, себя обезопасил. Понимал: папа с мамой не одобрят походы в питейное заведение в обществе горничной. Поэтому, когда Богдана убежала переодеваться, Игнацио немедленно набрал номер отца. Тот ответил по мобильному – прямо из термальной ванны. Сын уверенно сообщил, что у него все хорошо, сессия в разгаре, и он еще неделю будет в Милане.
– Тогда мы останемся тут дней на пять. Но ты обязательно сообщи, когда точно приедешь, – попросил папа. – Чтобы мы тебя встретили дома.
– Конечно.
Игнацио положил трубку, победно улыбнулся. И побежал обхаживать прекрасную принцессу. Ей столько нужно было показать!
Богдана жила в Италии почти два месяца, но абсолютно ничего не знала о его прекрасной стране.
Бедная девочка! Бегала купаться в озере Комо, но никогда, оказывается, не бывала на официальном пляже, с белым песком, мягкими лежаками, официантами и коктейлями. Выходила прогуляться по Менаджио, но даже виллу Милиус Вигони не посещала, объяснила смущенно: «Туда ведь вход платный».
И до сих пор считала, что пицца – не пища для бедных, а высшее достижение итальянской кухни.
Кухарка не препятствовала амурной истории и даже благородно взяла на себя Богданин участок работ по дому. Поэтому парень все дни посвящал общению со своей королевой и ее просвещению.
Новые, удивительные для нее знания девушка принимала с восторженной благодарностью. Но оказалась с принципами: подарков не брала, в ресторанах старалась самое дешевое заказывать. А когда сталкивалась с роскошью, каждый раз ее лицо становилось совсем ошарашенным. Когда Игнацио вызвал лимузин вместо обычного такси, всхлипнула от восторга, а вышли вдвоем покататься по Комо на яхте – вообще расплакалась.
Пять дней пролетели одной прекрасной сказкой. А на шестой – Игнацио вскрыл отцовский сейф. Достал оттуда паспорт Богданы. Они сходили в муниципалитет и зарегистрировали брак.
Можно было подождать и все организовать как положено – с приглашениями, гостями и красивой свадьбой.
Но ни одна итальянская мать не одобрит женитьбы в семнадцать лет. Тем более на эмигрантке-горничной. Будут уговаривать: сначала проверить чувства, только потом помолвка, а бракосочетание вообще неизвестно когда. Однако Игнацио хотел стать мужем Богданы немедленно.
И, будучи любимым и единственным сыном, самонадеянно полагал: родители рассердятся, конечно, но со временем простят. Денег у отца куча – и дом им купит, и возможность жить в свое удовольствие предоставит.
Но когда Марио с Пириной вернулись с курорта и обнаружили горничную – вместе с их сыном – на хозяйской территории, разразился кошмарный скандал. Матери стало плохо с сердцем, отец рвался к соседу-охотнику за ружьем. Мольбы и уговоры не помогли – супружескую пару буквально вытолкали за дверь.
Взбалмошному сыну хотя бы позволили собрать свою одежду. А Богданины вещи темпераментная Пирина вышвырнула в окно. И на прощанье пообещала:
– Вам вместе все равно не жить. Мы об этом позаботимся.
* * *
Спустя семь месяцев
Видеться с Богданой Грасе категорически запрещалось – по этому поводу даже ее рабочий контракт переделали, вписав специальный пункт со штрафными санкциями. Она поклялась на Библии, что вычеркнула предательницу из своего сердца. Но примерно раз в месяц брала выходной, врала, что едет на день красоты в «Валлисер Альпентерм»[20], а сама отправлялась в Милан – проведать свою несчастливую товарку.
В туристических и уже тем паче дорогих местах не светились – выбирали
