радиотехнической лаборатории.
Строев тряхнул головой, видно, для того, чтобы избавиться от воспоминаний, достал папиросу, нечаянно сломал ее и, отбросив в сторону, сказал:
— И все-таки с делом Подхлебнова, Аркадий Степанович, наши треволнения не кончаются… Где гарантия, что вместе с этим мерзавцем мы выкорчевали все корни? А если остались, то завтра они могут прорасти…
— Что верно, то верно, Георгий Владимирович! Такой гарантии нет, — генерал сделал паузу, его губы тронула еле заметная улыбка. — Вы обратили внимание на то место в показаниях Подхлебнова, где он говорил о научном шпионаже? Чувствуется, что руководители иностранных разведок переориентируют свою деятельность на диверсии, шпионаж, основанный на науке.
— Надо полагать, что творения Подхлебнова — это и есть один из видов научного шпионажа.
— Пожалуй! Мы должны сделать выводы. В самом деле, наука на службе шпионажа — страшная сила. Дико, но факт: наука и рядом — диверсия, убийства…
Славинский передохнул, повернулся к Строеву.
— Такой науке мы противопоставляем другую науку, служащую человеку, его счастью, миру.
Издалека донесся протяжный гудок паровоза: поезд подходил к станции.
— Ну, капитан, будьте здоровы! — Генерал крепко пожал руку Строеву. — У вас, кажется, скоро отпуск? Так что, до встречи в Москве. А со стратопланом дело у вас, видимо, теперь пойдет без помех, без тайных ударов…
Уже со ступенек вагона генерал помахал Строеву рукой. Поезд тронулся. Георгий Владимирович, ускоряя шаг, все быстрее и быстрее шел рядом с вагоном. Только когда поезд скрылся за поворотом, Строев остановился, закурил и, резко повернувшись, чуть было не столкнулся лицом к лицу с Людмилой Бурцевой.
— Здравствуй, Георгий! А я тебя с утра ищу… Потом мне сказали, что ты уехал на вокзал… Билеты в кино достала. Пойдем?
— Спасибо, Люда! Кино сегодня — это очень кстати. Давно у меня не было такого хорошего и спокойного вечера. — Строев взял девушку под руку, нежно прижался к ее плечу щекой, тепло пошутил: — И ты у меня сейчас такая хорошая, добрая. Виданное ли дело: даже на вокзал не поленилась приехать…
Когда Строев и Бурцева вышли на набережную, река струилась между высокими берегами плавно, неторопливо. Вода в эту минуту казалась кристально чистой, бесцветной. На изгибе реки одиноко стояли две березки — гордые, красивые, величавые. Строев стиснул девушке пальцы, кивком головы показал на березки и, не то шутя, не то серьезно сказал:
— Хорошо бы, Люда, вот так, всю жизнь рядом, вместе.
Девушка потупила глаза, улыбнулась:
— Хорошо!..
