– Я, – доносится ответ из темноты. – Слушай меня, я помогу тебе справиться. Просто делай все, как я говорю, и это прекратится. Используй правую руку, Ева. Подними её.
Удивительно. Я чувствую её, могу шевелить рукой. Первым делом вытираю пот со лба, но это не снимает ни капельки напряжения с тела, ни гасит тот огонь, что вспыхнул внутри. От низа живота он медленно ползет вверх, мое тело покалывает.
Впервые я отчаянно, до боли хочу, чтобы ко мне кто-то прикоснулся. Провел пальцами по моей коже или, возможно, губами, языком. Хоть чем-нибудь!
– Помоги, – выгибаю спину и почти умоляю,– прикоснись ко мне. Прошу.
– Я не могу. Я сон, – ласкает слух бархатистый голос.– Касайся сама. Не бойся. Расстегни пуговицы.
Послушная, дрожащими пальцами расстегиваю платье-рубашку и полы тут же стекают на диван, обнажая мое изуродованное шрамами тело. Это от лица пострадала только половина, зато впалый живот и грудь в сетке шрамов, которые никогда не рассосутся. Ненавижу их, ненавижу все, что случилось. Ненавижу себя и свое тело, но прикасаюсь к нему.
Медленно провожу ладонью по груди и задеваю острый сосок. Это как несильный удар током, слегка болезненный, но волнующий и приятный.
– Делай то, что нравится. Чтобы погасить огонь, тебе придется вспыхнуть по-настоящему, Ева. Ты прекрасна в своем желании. Гори. Гори для меня.
Левая рука обретает свободу. Я делаю в этом чувственном, бесстыдном сне то, что никогда не сделала бы в реальности. Накрываю груди ладонями, массирую, зажимаю соски между пальцами и оттягиваю.
О, как это приятно. Это фантастически, удивительно. Огонь, кажется, добрался до моего горла и сковал его, заставляя судорожно вдыхать. Я извиваюсь на постели, как змея, прямо на глазах у Адама Адамиди. От мысли, что он изучает меня сейчас своим пристальным, ироничным взглядом, я начинаю задыхаться. Это удовольствие в чистом виде, безумное, стыдное и такое сладкое.
– Внизу тоже много интересного, – слышу сквозь сладкий плен таящих мыслей.
– Я не умею. Не умею это, – шепчу, но послушно скольжу правой рукой по шрамам на животе.
Сгибаю ноги и развожу в стороны. Теперь я открыта вся. Смотри, бери, действуй. Но это сон, а значит, все можно. Мой сладкий, порочный сон, в котором я прикасаюсь пальцами в влаге между ног, нахожу чувствительную точку и аккуратно двигаюсь. Не понимаю как надо, но чувствую, как приятно. Второй рукой все еще терзаю грудь.
Двойной удар по выдержке, по моральным устоям и невинности. Я доступна, ласкаю себя на глазах у мужчины. Как сумасшедшая тру себя между ног, забывая обо всем на свете.
Есть только я и огонь, который пылает в каждой клеточке тела. Стону бесстыдно, кусаю губы и до боли оттягиваю сосок. Когда же это закончится? Нет, не заканчивайся! Пытка и удовольствие, безумие и желание большего. Да!
Выгибаюсь дугой и вспыхиваю, как и сказал голос. Тело дрожит от удовольствия, еще два движения и меня накрывает снова. Капелька пота стекает по виску прямо на подушку.
Я смогла. Я вспыхнула. Я сгорела. Я воскресла. Я проснулась от скрипа дверных петель и тихих шагов.
Реальность падает на меня огромным мешком с песком. Я лежу на своем диване в расстегнутом платье-рубашке и с широко разведенными ногами. Приятная истома все еще пульсирует во всем теле. На пальцах влага.
Ничерта это был не сон!
Понимание окатывает меня ледяным душем. Этот подонок манипулирует мной. Он поэтому переехал, чтобы проделывать это каждую ночь! Щеки вспыхивают. Я только что и правда кончила на глазах Адама Адамиди?
Я убью этого козла!
– АДАМ! – ору во все горло, забыв о том, что на часах три утра.
Выскакиваю из постели, на ходу застегивая платье, и бегу в соседнюю комнату. Сейчас ты у меня получишь, сумасшедший ученый!
Мало я тебя в изнасиловании обвинила, мало!
Глава 8Ева
Забыв, что в чужую спальню принято стучаться, распахиваю дверь и влетаю в комнату. Тут же замираю, глядя на идиллическую картину. Адам сидит на голом матрасе, прикрыв ноги курткой и что-то увлеченно набирает на ультратонком ноутбуке. В стеклах прямоугольных очков поблескивает отражение экрана.
Стою посреди комнаты и чувствую себя полной дурой. Вломиться посреди ночи в комнату к мужику из-за того, что тебе приснился слишком эротический сон с его участием. Нет, ну а вдруг это все-таки был только сон?
– Что-то случилось? – непонимающе хлопает карими глазами. Сама невинность не иначе.
– Я…мне, – начинаю заикаться, чувствую, как вспыхивают щеки.
– Кошмар приснился? – подсказывает Адам и как-то странно смотрит на мою рубашку. – Или не кошмар?
Слежу за его взглядом и опускаю свой. Черт! Платье застегнуто через пуговицу и вкривь-вкось. Одна нога оголена практически до неприличия. Бесполезно пытаюсь одернуть ткань вниз.
– Расскажешь, что случилось? Я как раз создаю твою экспериментальную карту в системе. С удовольствием сделаю туда первую запись. Ты же выпила на ночь таблетку, – говорит так спокойно и умиротворяюще, его голос обволакивает меня невидимой мягкостью.
– Нет я, ничего. Прости, – разворачиваю и почти бегу к выходу из комнаты.
Но замираю на пороге, когда мне в спину прилетает язвительное:
– Я же говорил, что ты ничего не расскажешь. Будет скрывать до последнего или все-таки расскажешь, что тебе приснилось? Трусишка.
Это «трусишка» мурашками вдоль позвоночника. Еще никто и никогда не называл меня трусом. Я какая угодно: психованная, вредная, эксцентричная, но не трусливая. Я ничего не боюсь, кроме…ладно, боюсь. Всего боюсь. Всего мира и всех людей.
– Это из-за твоих таблеток я кончила во сне? – оборачиваюсь резко.
Вот так, сразу ударить. Не дать поиздеваться над собой или поерничать. Но Адам не делает ни того, ни другого. Он спокойно хлопает ладонью по матрасу рядом.
– Расскажи спокойно. Это очень важно. Получается ты так восприимчива, что тебе достаточно двух таблеток, тогда как по инструкции мы рекомендуем от трех в день и то эффект может быть не сразу.
Иду несмело, колени подрагивают, а ноги слегка ватные после первого в жизни оргазма. Рассказать ему, кто был моем сне? Ведь во сне же? Адам так спокоен, что кажется, он так сидел все это время и никуда не выходил.
– Что рассказать? Мне приснился сон. Я очнулась в расстегнутом платье, лаская себя пальцами.
– И решила оторвать мне башку? Почему? – чуть приподнимает брови, параллельно занося информацию в ноутбук методом слепой печати.
Смотрит он только на меня. Его глаза кажутся еще темнее, чем обычно или это полумрак комнаты играет особую роль? Становится не по себе. Снова будто искорки по телу, признаться ему? Признаться, что он герой моих эротических снов? Никогда.
