– А у вас тут не соскучишься, – оценил я.
– Ты о чем? – не поняла Кика.
– Разве ты ничего не слышишь?
– А что я должна слышать? – пожала плечами Кика.
Крик на несколько секунд замолк, затем перешел в стоны и ругательства. «Вот же сука рваная! – доносилось откуда-то снизу. – До крови, до крови…»
Кика хлопала глазами, продолжая делать вид, будто ничего не слышит. Я все же не смог устоять на месте и кинулся в коридор. Девушка тенью увязалась за мной. За дверью я едва не сбил с ног Плосконоса. Он был очень взволнован, нервно теребил усы и тяжело дышал.
– Вы слышали? – спросил он.
– Где это? – спросил я.
– На первом этаже… По-моему, это был голос Виолетты.
– А мне показалось, что Леры, – вставила из-за моей спины Кика.
Я быстро пошел к лестнице, но Плосконос меня обогнал и, грохоча ботинками, побежал по ступенькам вниз.
Коридор первого этажа был погружен в непроглядный мрак. Я начал наступать на пятки Плосконосу, храбрость которого увязала в темноте, как муха в дегте. Где-то в глубине коридора мерцало маленькое пламя, и на стене извивалась огромная горбатая тень.
– Кто кричал? – грозным голосом спросил Плосконос, крепко держась за перила.
– Дай зажигалку, – попросил я у Кики.
Пока Плосконос храбро лаял в темноту, я приблизился к входной двери, открыл крышку электрического щитка и включил все рубильники, которые нашел. В коридоре вспыхнули настенные бра.
– Это вы тут голосили? – спросила Кика женщину, которая вместе с Плосконосом встречала нас с Лерой на пороге дома. Она едва переставляла ноги. Одну руку она прижимала к уху, другой держалась за стену. Женщина тихо стонала и бормотала ругательства.
– Виолетта! Что с вами? – испуганно произнес Плосконос.
– Не спрашивайте, – простонала Виолетта. – Кира, что у меня там вместо уха?
– Вроде ничего, – сказала Кика, осматривая ухо женщины. – Немного посинело…
– Как грубо! Как грубо! – причитала Виолетта. – У меня в комнате погас свет. Я выглянула в коридор, а там тоже темно. Я только открыла рот, чтобы позвать кого-нибудь, а он как попрет на меня танком… Голубушка, у тебя не найдется сигареты? Я свои в комнате оставила…
– Что за шум? Что здесь случилось? – услышал я за своей спиной голос Ольги. Молодая вдова спускалась по лестнице. Она была бледна как смерть и все же старалась держаться достойно хозяйки особняка.
– Ничего! – махнула рукой Виолетта, выпуская дым сигареты под потолок. – Сущий пустяк. Мне дали по голове, и я ударилась о дверной косяк.
– Кто-то выключил свет в коридоре, – сиплым голосом стал объяснять Плосконос, но Ольга, обведя всех взглядом, увидела меня.
– Вы еще здесь? – спросила она с явным неудовольствием.
– К сожалению, – ответил я. – Я еще не придумал, как мне выйти из дома, чтобы не нанести вам материального ущерба.
– Кто взял ключ? – спросила Ольга.
Молчание. Виолетта пожала плечами. Кика уставилась на картину, висящую на стене. Плосконос развел руками и отрицательно покрутил головой.
– А где эта… – спросила Ольга, снова оглядывая всех, словно за нашими спинами мог спрятаться человек. – Где эта дубина стоеросовая? У нее спрашивали?
Она имела в виду Леру, и все это поняли. Плосконос попытался объяснить Ольге, что Леру внесли в дом на руках и она никак не могла незаметно вытащить из двери ключ, но хозяйка не стала его слушать.
– Разбирайтесь сами! – сказала она, поправляя пуховый платок на плечах. – И не кричите, пожалуйста, как идиоты. В доме траур. Я прошу вас проявить хоть немного сострадания ко мне…
С этими словами она пошла наверх.
Виолетта уже почти пришла в себя, и ее потянуло на общение. Она приблизилась ко мне и, глядя сквозь тонированные стекла очков, сказала:
– А вы, значит, никак не можете вырваться на улицу? Вот вляпались, да? На минутку зашли, а мышеловка – шлеп!
Я даже не заметил, как мы с Виолеттой остались наедине.
– Да вы не торопитесь, – гостеприимно посоветовала женщина. – У нас тут хорошо. Правда, иногда можно по ушам ни за что схлопотать…
И она громко рассмеялась низким хриплым голосом.
– Неужели ни за что? – уточнил я, кидая взгляды на входную дверь. Если разыскать пожарный инвентарь, то при помощи ломика я легко сниму эту дверь с петель и даже не испорчу замок.
– Ну-у, – протянула Виолетта. – Я, конечно, имела в виду не себя. Я-то знаю, за что пострадала… – И она кинула на меня внимательный взгляд, чтобы определить, знаю ли я, за что ей дали по уху. – Неужели Кика вас не просветила на этот счет? Странно, странно. Она у нас главный информатор. Всегда знает про всех все…
Виолетта была на удивление весела и болтлива. Должно быть, она соскучилась по свежему собеседнику, разговаривать с которым можно было, как с попутчиком в поезде, без дурных последствий.
– Когда Марко, так сказать, распрощался с жизнью, – намного тише произнесла Виолетта, вкусно затягиваясь сигаретой, – и мы все поднялись на мансарду, я первым делом посмотрела на его руки… Понимаете, о чем я говорю?
– Не совсем, – признался я, так как в этот момент думал о пожарном щите.
Виолетта недоверчиво прищурила глаза и сразу стала похожа на черепаху.
– В его руке была только Леркина записка, – пояснила она. – Но не запиской же он себе голову прострелил, правда?
– Запиской это сделать очень трудно, – согласился я.
– Стали искать пистолет, – продолжала Виолетта, приблизившись ко мне так, словно мы ехали в метро в час пик. – А пистолета нет. На полу только наши записки валяются. А я Тортила мудрая. Я же знаю, что эти записки с милыми пожеланиями в лучшем случае будут немедленно съедены авторами. И доказывай потом, что я не верблюд, что я не желала Марко зла.
Виолетта оглянулась. Пепел с ее сигареты упал мне на ботинки.
– Я, не будь дурой, сгребла все записки с ковра и заявила, что отдам их только милиции. Все, конечно, издали одобрительное мычание. Но это они только там мычали и блеяли. На самом деле каждый мечтает выкрасть у меня свою записку, сжечь ее, пепел растворить в водке, все это выпить и помочиться в глухом лесу.
– Зачем? – спросил я.
Виолетта, попыхивая сигаретой, усмехнулась.
– Ну что вы прикидываетесь телеграфным столбом? Когда они сочиняли свои паскудные пасквили, то думали, что Марко прочитает пожелания в лучшем случае через год, причем в гордом одиночестве. А как судьба пошутила над ними, а? Хотели показать Марко кукиш в кармане, а штаны-то у всех оказались дырявыми. Испугались, овечки бритые!
– А чего бояться-то? Марко ведь уже мертв.
