грозно спросил.
— Лия, что случилось?
— Не знаю, — всхлипнула я, зло уставившись на шип, незаметно выросший из стены и минуту назад так больно уколовший меня в ладонь.
Макс подскочил и приложил свой платок к обильно истекающей ране.
— Где у тебя вода?
— Там, — указала я на не очень заметную дверь.
Мы вошли в ванную, но Макс то тут не бывал и не предполагал, что бассейн с джакузи может быть весьма не маленьких размеров. Поэтому, оказавшись в этом изумрудно-белом кафельном великолепии, он просто забыл о моих ранах и, оглянувшись по сторонам, изрек.
— Здесь что?
— Здесь купаются.
— Как?
— Нагишом, — съязвила я.
— Здесь нет воды!
— Сейчас организуем, — я обошла ванну, сыпанула внутрь душистую пенящуюся соль и включила воду из всех сопел. В бассейне все ожило и забурлило. — Купаться в одежде будете, али как?
Нагло глядя мне в глаза и сбрасывая одежду, Макс изрек.
— Я не постесняюсь.
— А я не отвернусь, — не отводя своего взгляда от его смеющихся глаз, огрызнулась я.
Сев на краешек скользкого бортика, Мак свесил ноги в бурлящее чрево бассейна. Проходя мимо, я как-то невзначай столкнула его в воду, за что молниеносно была вознаграждена шквалом брызг, окатившим меня с ног до головы.
Оставив монарха наслаждаться экзотической водной процедурой, я поспешила переодеться и наполнить бокалы освежающим тоником.
Вернувшись, минут через пять, увидела Макса, блаженно возлежащего в пенном облаке пузырящейся воды. Вспотевший стакан со стекающими капельками быстро перекочевал в его руку.
— Сударыня, вы предвосхищаете мои желания, — обратился ко мне Макс, удерживая за одежды. Я попыталась вырваться.
— Сударь, я женщина, а вы соблазнительный мужчина, — попыталась отшутиться, при этом нежно проведя рукой по его шее и подбородку.
— Ты не женщина, — взревел Макс, — ты ведьмочка, ты моя рыжеволосая бестия, — и его сильные руки одним взмахом опустили меня в теплую воду бассейна.
Мокрая одежда на мокрой женщине — это нелегкое препятствие при взятии стен целомудрия. Но эта была наша ночь. И скоро одежда мокрым комком валялась около бассейна, а мы дали волю всем своим чувствам, эмоциям и желаниям, столь долго сдерживаемым под маской приличия.
Зрелость, она красива своей опытностью и неспешностью, отсутствием ложного стыда и пылкой наглости. Зрелость — это губы, ласкающие в поцелуе страсти. Зрелость — это танец любви, исполняемый в одном ритме. Зрелость — это вкус послевкусия, где звенящая тишина продолжает игру единения утомленных тел и воспаряющих душ.
С той памятной ночи, Макс частенько стал задерживаться в белом логове, как в шутку называли мои апартаменты. Вырываясь из дремучей атмосферы дворца, он стремился испить глоток свежего воздуха, уткнуться в теплое женское плечико, мирно дремлющее в предрассветное время, или окунуться в феерию страсти, вспоминая почти забытое и учась неизвестному, ревнуя к невиданному и любя до безумия…
Жизнь шла своим чередом, принося радости и огорчения, победы и поражения, находки и открытия. Мужчины продолжали заниматься своими делами, часто уезжали, приезжали, спорили, искали компромиссы и новые решения. Они активно меняли этот мир, подчиняя все одной цели и единой задачи. И только вечера в гостиной у большого камина позволяли им ненадолго расслабиться и из жесткого мира забот окунуться в атмосферу безмятежности и любви.
* * *
Новый день озарил доску мира. А в подлунной прошел целый год.
Шахматные фигуры встрепенулись после долгого ожидания. Сегодня будет ход. Сегодня скрестятся шпаги в смертельной песне клинков.
Скрипнула дверь, и наши игроки вошли в комнату.
— Ах, молодость, молодость, и все вам не сидится, все вас тянет в какие-то заморские дали, — незлобно брюзжал почтенный старец, приближаясь к доске.
— Дорогой Случай Иванович, — весело оправдывался Лихое Приключение, — ветер перемен играет с нами весьма злобную шутку. Вы не находите?
Быстрым взглядом он окинул расстановку фигур и настроился на игру.
— Да, интересно разложена партия.
Острый взгляд, прищур, ход. Пешка делает шаг. Игра началась.
* * *
Макс не скрывал своего счастья, он весь светился изнутри, оставаясь при этом жестким и напористым. Приближенные перешептывались, не смея вслух выразить свое недовольство. Многие отнеслись к этому, как к временному увлечению царя-батюшки. А некоторые забурчали, что, мол, чужестранки в царицы нам только не хватало. «Да! Власть нелегкое бремя», гласит пословица моего мира.
Мне же оставалось гордо нести свою любовь и рыжеволосую головку, улыбкой и шутками отвечая на добрые подтрунивания друзей, или нагло и свысока осаживать слишком ретивых блюстителей местного порядка.
С Генеей при активной поддержке черта мы успешно занялись мягкой культурной революцией здешнего общества. Наши модные капризы быстро подхватывались и тиражировались, особенно среди молодежи. Девочкам юбки, мальчикам брюки, на ручки перчатки, на пальчики кольца, в ушки сережки, шарфики, бантики, локоны и кудряшки, да мало ли что еще навеивал земной девятнадцатый век. Наш девиз был утонченная женственность, обаяние и красота, а для мужчин — галантность, сила и блистательный ум.
На выезде из города мы устроили ярмарку картин и художественных промыслов, и частенько наведывались туда за красивыми новинками и оригинальными безделушками. В городских салонах заиграла музыка, зазвучали стихи, закружились балы.
Однажды, Макс целый час простоял в дверях, застав меня играющей за роялем. Звуки чужой, но очень красивой музыки, буквально заворожили его. Он боялся дышать, чтобы не развеять эйфорию эмоций, бушевавших в его творческой натуре.
Весь вечер он без конца напевал запомнившуюся тему, и мне пришлось признаться, что это не просто музыка, это вальс! И еще добрый час мы разучивали движения танца, кружась и путаясь, смеясь и целуясь. А наутро ко мне прибежал смущенный композитор с поручением от самого от царя, чтобы вальс стал королевским танцем.
Меня мало смущали слухи и шепот за спиной, но одна мысль все-таки не давала покоя Азалия, дочь Макса, принцесса, с которой я до сих пор не была знакома. Изумрудное государство не такое большое, а столица и того меньше, что бы скрыть увлеченья высших персон. Наши отношения с Максимилианом обсуждались и домысливались, привирались и утрировались. И встречи с Азалией я ждала, и надо сказать честно, немножко нервничала.
— Не дрейфь, подружка, — успокаивала меня Генея, — ты — хорошая, я — плохая! Поиграем?
И вот однажды на нашем пряничном крылечке нарисовалась взбешенная фурия, готовая разнести дворец и полцарства в придачу. Волнуясь, и прикусив нижнюю губу зубками, я немного приотстала, предоставляя оперативное пространство моей роскошной подруге.
— Где эта рыжая бестия, что хочет заполучить царскую корону моей матери? — с места и в карьер сорвалась Азалия.
Генея, смерив девицу холодным надменным взглядом и изогнув домиком левую бровь, скользящей походкой направилась
