Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
о взятках, насилии, антисемитизме, запугивании, промывании мозгов немецкой молодежи. Донаньи ставил на будущее. Когда Германия вновь вернется к политическому равновесию, его досье станет свидетельством жестокостей нацистов и, возможно, доказательством для будущих судов. А пока этот счастливый день не настал, Донаньи серьезно рисковал. Узнай хоть кто-то о существовании «Хроник», Донаньи убили бы.
Донаньи проявлял осторожность. Свои заметки он печатал на разных машинках[94]. О его деятельности знали только те, кому он безоговорочно доверял. Одним из таких людей был министр юстиции Франц Гюртнер. Гюртнер занимал свой пост с 1932 года, но, как и Донаньи, не вступил в нацистскую партию. У Гюртнера и Донаньи сложились хорошие профессиональные отношения, и министр не мешал составлять «Хроники позора». Но в то же время он самым тесным образом общался с Гитлером, предпочитая мягко отговаривать его от наиболее одиозных в своей кровавости идей и не перегибать палку. Свое положение он сравнивал с положением врача. Нацизм — это болезнь, но, возможно, не смертельная. «Пока у больного лихорадка, — говорил Гюртнер жене Донаньи, Кристине, — врач не может отойти от постели пациента, даже если считает, что больше ничего сделать не может»[95]. О возможности заразиться из-за тесного контакта с больным Гюртнер не думал.
Сложись жизнь Ганса фон Донаньи иначе, он был бы не «хроникером позора», а руководителем Берлинского филармонического оркестра. Его отец, Эрнст, учился в Королевской венгерской академии музыки в Будапеште. Уже в возрасте восемнадцати лет он сочинил фортепианный квинтет до минор, получивший высокую оценку «главного романтика», композитора Иоганнеса Брамса. Эрнст женился на немецкой пианистке Элизабет Кунвальд, и они переехали в Берлин — точнее, в Грюнвальд, престижный район, где жила семья Бонхёффер. В 1913 году, когда Гансу было одиннадцать лет, родители развелись. Эрнст вернулся в Будапешт и продолжил карьеру пианиста и дирижера. Элизабет давала уроки музыки — доходы значительно снизились, и семье пришлось перебраться в менее престижный район.
Ганс учился в той же гимназии, что и Бонхёфферы. Он подружился с Дитрихом и сблизился с его сестрой Кристиной. Видя, как тяжело приходится матери, после окончания школы Ганс поступил на юридический факультет, позабыв о музыке. В 1924 году он переехал в Гамбург и поступил на работу в Министерство иностранных дел, затем перешел в Институт иностранных дел и попутно защитил диссертацию. Выбор темы очень точно отражал профессиональную репутацию Донаньи: «Международный договор аренды и требование Чехословакии об аренде территории в гавани Гамбурга» — очень далеко от праздных рассуждений.
В личной жизни у Ганса все складывалось хорошо. Ему удалось покорить сердце Кристины Бонхёффер, и в 1925 году они поженились. Представители «старых семей» — Гогенцоллерны, Фюрстенберги, Безелагеры — всегда тянулись друг к другу, сходились, сплетая родословные, земли и гербы (на гербе Бонхёфферов изображен лев, сжимающий в лапах бобовый побег; на гербе Донаньи — золотой пеликан и пучок стрел)[96]. Семьи Бонхёффер и Донаньи заключили двойной союз: старший брат Кристины, Карл-Фридрих, вскоре женился на сестре Ганса, Грете.
Кристина была на два года младше Ганса. Ради создания семьи она бросила учебу на факультете зоологии Берлинского университета. В 1929 году Донаньи вернулись в Берлин. К этому времени у них уже было трое маленьких детей. Работа Ганса в Гамбурге принесла прекрасные плоды: к двадцати семи годам он стал личным помощником Франца Гюртнера в Министерстве юстиции. Хотя Донаньи был открытым сторонником демократии Веймарской республики, свою должность он сохранил и после прихода к власти нацистов. Летом 1933 года Гюртнера и Донаньи пригласили на совещание в Бергхоф — шале Гитлера в Баварских Альпах, неподалеку от Берхтесгадена. Гитлер произвел на Донаньи неизгладимое впечатление.
«Этот человек безумен», — сказал он Кристине, когда вернулся домой[97].
Время шло. Донаньи выплескивал свое раздражение на страницы «Хроник позора». Десятого декабря 1934 года он записал, что начальник тюрьмы в Штеттине выразил недовольство по поводу «акта милосердия» по отношению к «заключенному Кюсснеру». Кюсснера приговорили к 18 месяцам заключения за вооруженное ограбление, совершенное в форме СС. Но «всего через два с половиной месяца он был условно освобожден»[98]. Десятого мая 1935 года прокурор из города Галле сообщал о жалобе заключенного Вальтера Глаубрехта на неподобающее отношение. Глаубрехт находился в концентрационном лагере Лихтенбург, где его вынуждали «бегать кругами», а штурмовики преследовали его, «избивая дубинками». Глаубрехт сообщал, что в лагере есть «камера призраков», где узников «подвергают мукам безо всякой причины и даже избивают до смерти. Официальной причиной смерти объявляют сердечный приступ». В записи от июля 1935 года рассказано о происходящем в Магдебурге. Кто-то услышал, как человек по фамилии Зонтаг сказал: «Я был и остаюсь верен кайзеру». Через пару дней в его дом ворвалось более семидесяти нацистов и парней из гитлерюгенда, «в результате чего жилищу был причинен значительный ущерб».
Четырнадцатого мая 1935 года Донаньи записал в своей хронике, что подал Гюртнеру некий документ, а тот переслал его министру внутренних дел Вильгельму Фрику. Именно Фрик отвечал за создание и управление растущей сетью концлагерей, где содержались политзаключенные. В переданном документе говорилось о жестоком обращении с заключенными-коммунистами. Гюртнер уже не раз выговаривал Фрику за «многочисленные случаи» жестокого обращения. Он говорил, что заключенных мучают не только для получения информации, но часто «просто так или по садистским мотивам». Гюртнер упоминал, что охранники одного лагеря схватили женщину-заключенную и подвергли ее жестокому избиению «кнутами и хлыстами». Узников лагеря Хоенштайн подвергали известной еще в Средние века пытке каплей: на головы несчастных часами капала вода. В Гамбурге четырех заключенных на несколько дней привязали к крестам и в качестве еды выдавали лишь немного хлеба. Подобные действия «оскорбляют немецкую душу», писал Гюртнер. Если это немедленно не прекратится, Министерство юстиции будет вынуждено предпринять меры. Чтобы Фрик понял всю серьезность заявления, Гюртнер добавлял, что «во время подавления бунта Рема фюрер приказал расстрелять трех членов СС за жестокое обращение с заключенными».
Среди политических заключенных, которые регулярно подвергались избиениям и преследованиям, был журналист и поэт, убежденный антифашист Карл фон Осецкий. Донаньи в силу своей должности знал о большинстве юридических махинаций Третьего рейха и досконально изучил дело Осецкого. Хранитель «Хроник позора» видел в судьбе Осецкого предостережение — критиковать нацистскую Германию становилось все опаснее.
Маленький, с орлиным носом и выступающей челюстью, Осецкий напоминал боксера среднего веса, который не боится пропустить удар.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
