но совершенно беззвучно. На виске в черных кудрях серебрилась единственная прядь.
Отшельник открыл небесные глаза и продекламировал:
— Горько плачут зверь и пташка. «Караул!» — кричит пчела. Неужели им так тяжко приниматься за дела?[8]
— Вставай, поздний птах! Я чаю наладил.
— Это разве чай?! — сэнсэй брезгливо скривился, — хуже, чем у стамбульских турок! Бродяги мы с тобой, горемычные!
Он прошлепал в крошечную ванную и уже оттуда раздался бодрый голос:
— Бродяги… Бродяги миров! Это звучит гордо. Шаримся по дорогам, закрытым для порядочных людей. Может, по ним ходили древние боги?
— И оставили отпечатки лап. Мне что-то не понравился этот, из моего бреда. Так надеюсь, что это все же делирий!
— Вряд ли — ты когда в последний раз серьезно напивался?
— Твоим коньяком… Ни разу, если честно. Незачем. Я же не потомственный пролетарий.
— Тогда особо не надейся. Да и галлюцинация совсем не алкогольная. Будет нам еще…
Он не сказал, что. Только подмигнул себе в зеркале.
Илья подождал, пока друг закончит омовение и сядет завтракать, чтобы задать вопрос.
— Вначале я забыл, а потом не было времени спросить. Что за история с моими предками?
— Многознание суть многоскорбие. — Отшельник вздохнул. — Ладно. Твой пра… был, можно сказать, родоначальником нашего содружества. Впервые обнаружил у себя такие способности во время гражданской войны в Испании. Об этом он писал в закрытых мемуарах. Так он однажды сумел позвать на помощь брата, воевавшего на стороне Франко. Брат эмигрировал в революцию. Николай Алексеевич, я думаю, сам сперва не понимал, что с ним. Потом начал приглядываться. И этот человек в тогдашнем государстве сумел собрать довольно много не таких. Был знаком с Мессингом, Бартини, Дуровым, не успел познакомиться с Бехтеревым, но сумел получить доступ к его бумагам. Знал Александра Барченко и стал продолжателем его работ после того, как Барченко следом за начальником спецотдела при ОГПУ Бокием расстреляли в 38-м году. [9]
— Как он все это успел?
— А ты не догадался? Помогли чекисты, и не мелкого калибра. Благодаря своим полезным, так скажем, талантам и связям, сумел пережить репрессии. Прагматики они все же были. Голый прагматизм вместо идеологии. Вот и Вольфа Мессинга предпочли использовать, а не расстрелять. Потом твой предок пошел добровольцем на фронт и погиб, но дело не умерло. Как тебе такая история вопроса? Я ничего не скрываю. Мы сотрудничали со всеми властями, но со временем окончательно отделились и одичали — не подойди! Кошки, гуляющие сами по себе. Хотя не кошки, а тигры: один подготовленный паранорм стоит иногда танковой дивизии, это проверено практикой. А есть и тандемы: человек — зверь, то есть нечеловек — сверхживотное. Те вообще почти неуязвимы: умрут друг за друга, но своего не бросят. Я встречался с такими…
Отшельник был нынче в веселом настроении и предложил сходить на рынок возле порта. Этот мир застыл в чем-то среднем между авторитарным государственным режимом и конституционной монархией, по крайней мере здесь был свой Почетный Потомственный Президент. Но коммерция поощрялась и процветала. На нескольких шумных рынках города, главным из которых был портовый, особенно хороши были ткани и украшения. Они купили по хорошему ножу в ножнах тисненой кожи, а Илья присмотрел ожерелье из сине-зеленых незнакомых камешков с тонкой резьбой. Не для себя, конечно. Они иногда подрабатывали охраной торговых мест. Оба смотрелись так, что их предпочитали обходить за версту. Илья раздался в плечах еще больше, у обоих отросли волосы и бороды. Местная мода не одобряла короткие стрижки и бритые подбородки. Они старались не выделяться. Отшельник связывал кудри черной лентой, Илья плюнул и ходил с распущенными.
Их двоих взяли в кольцо на пути к рынку, там, где слышался уже гул голосов торговцев и покупателей, где возле причальной стенки на изуродованный лишаями бетон наваливался черным бортом торговый пароход с двумя высокими трубами. Узкая улочка со складами по одну сторону и грязной водой по другую. Такие места любил описывать Сименон. Но те, кто подошли и встали вокруг двоих, не походили на апашей.
Плечистые, в одинаковых черных одеждах, с черными волосами и белыми лицами. Глаза их испугали даже далеко не робкого Илью. Совершенно бессмысленное выражение и странная поволока, напомнившая дохлую рыбу. Они стояли, загораживая отступление. Вперед вышел невысокий, квадратный человек с лысой массивной головой и глазами такими блестящими, что трудно было угадать их цвет. Одетый так же, как другие, он казался старше, хотя и без морщин на лице. Черная куртка на плечах и широкие брюки, заправленные в невысокие сапоги. Весь черный, с желтоватым нездоровым лицом, он расставил ноги и тихо произнес, почти не двигая челюстью:
— Я — Анубис. Меня называли и так. Полагаю, преследование окончено. С вами все.
Воистину, без лишних слов.
С мановением крепкой руки незнакомца судорога пробежала в окружающем и черные люди, исказившись, предстали черными собаками с горящими глазами. Нет, не собаки — шакалы метрового роста. Только повелитель остался человекоподобен. Но на плечах его явилась черная шакалья голова. Алые огоньки засветились в глазницах, пасть облизнулась длинным розовым языком. Илье он по дикой ассоциации напомнил пса из фильма «Омен» — поразительное сходство. Густой гудок парохода залил на минуту уши. Человеко-шакал даже не шевельнулся.
Только мгновение Отшельник мысленно говорил с товарищем. Затем он указал пальцем на шакалов:
— Это кто?
— Мои дети. Не в физическом смысле, конечно. Вы ушли от ракет, от эорихоров — у них зачаточный интеллект, но как охотники хороши…
— Были… — Отшельник остался спокоен. — А как же понятие гуманизма? Не убий… не пожелай зла…
— В моей вечной тьме нет этих понятий. Хотя, признаю, они забавны. Вы похожи на Озириса, — он в общении с людьми приобрел такие странности, что я не всегда его понимаю. Но вам с ним не увидеться. У меня четкие указания.
— Но у вас… — Отшельник сделал движение плечом, и чудовищ разметало в стороны, как меховые игрушки, а сам собакоголовый качнулся. Илья оттолкнулся, чувствуя, как скручиваются мускулы, и воздух бьет в лицо плотной подушкой. Он приземлился на палубе корабля прыжком в десяток метров и даже не отбил пяток. Следом обрушился Отшельник. Судно уже отходило от пирса, медленно разворачиваясь носом в открытое море.
Их не преследовали. Что сделал Отшельник с нападающими, Илья не дознался.
6
Илья стоял у фальшборта, заправски расставив длинные ноги в откровенно облезлых шузах (хипповый термин от Отшельника, от кого же еще!), и плевал в воду, что, по наблюдению Портоса, говорит о философском складе ума. С капитаном,
