- Ты не хочешь знать, во что выльется твое согласие? - прервал он ее, не отводя от нее глаз. Изучая ее. И это ей не нравилось. - Пятьсот тысяч долларов. Если ты согласишься притворяться моей невестой в течение четырех месяцев, я заплачу тебе полмиллиона долларов. И еще двести пятьдесят тысяч после инсценированного разрыва помолвки.
Она ахнула.
- Семьсот пятьдесят тысяч долларов? За четыре месяца?
Он пожал плечами.
- Так каков будет твой ответ, Надя?
Что она могла сделать с этими деньгами! Оплатить долги, переехать в более респектабельный район, отложить что-то на черный день. Для такого миллиардера, как Грейсон, семьсот пятьдесят тысяч долларов могли ничего не значить. Просто мелочь. Но для нее? Для Эзры? Это означало перемену образа жизни. Нет, перемену всей жизни.
Но кто поверит, что между ними могут быть отношения? Даже его мать отказалась поверить в это.
Грейсон был Чендлером. Они были американской знатью. Как Рокфеллеры, как Кеннеди. Может быть, еще богаче. И у женщины из захолустного южного городка, которая была дочерью городской Иезавели и даже не знала, кто был ее отцом, не могло быть ничего общего с человеком, который вел свою родословную от первых поселенцев.
Ему нужна была женщина, похожая на его бывшую невесту. Утонченная, богатая, с хорошими связями, роскошная… худощавая. Глядя на Эделин Хейс, никто не задаст себе вопрос, почему они вместе. И рядом с такими женщинами, как Эделин, Надя будет казаться жалкой и нелепой.
И потом, та субботняя ночь… Надя наклонила голову и скрестила руки на груди, чтобы скрыть свои затвердевшие соски. Она не могла отрицать того страстного желания, которое просыпалось в ней в его присутствии. Даже когда он холодно смотрел на нее, предлагая ей три четверти миллиона долларов. И быть все время рядом с ним несколько месяцев означало «Опасность», с большой буквы «О».
Он будет угрозой для ее здравого ума, ее самообладания, и, как бы она ни хотела отрицать это, для ее сердца.
- Твое предложение очень щедрое, но я должна отклонить его.
Выражение его лица осталось бесстрастным, но в глазах промелькнул гнев.
- Почему?
Он медленно окинул ее изучающим взглядом, и Надя с трудом подавила желание съежиться. Черт бы его побрал! Он заставил ее смутиться!
- Тебе не нужны деньги? - спросил он.
Ублюдок.
- Нет, потому что я не шлюха, - объявила она.
Он приподнял бровь.
- Не помню, чтобы я упоминал, что в наш договор будет включен секс.
Конечно, он это не упоминал. Ее бросило в жар, а щеки покраснели. Та ночь была для него просто забавным приключением. Он мог заверять ее тогда, что восхищается - нет, обожает ее пышные формы, но сегодня, после одного лишь небрежного взгляда на ее фигуру, он не отрывал глаз от ее лица. В его глазах не было и тени желания. Недовольство - да. Злость - да, и еще какая! Но ни тени желания, которое так ярко горело в его глазах менее чем два дня назад.
Просто забавное приключение.
И хотя она сгорала от стыда, она вздернула подбородок.
- Ты прав, ты это не упоминал. Но женщина может продаваться не только в физическом смысле. - Продавать свое время, например. Свою гордость. Свою душу. - И прости, но я не готова на это. И если это все…
- Ты хочешь больше денег? Дело в этом? - настаивал он.
К ее чувству унижения примешалась ярость, и это развязало ей язык.
- Ты мой работодатель. Когда ты втянул меня в семейную разборку, там, в вестибюле, я не могла ничего возразить, потому что это поставило бы под угрозу мою работу. Но теперь, когда ты заверил меня, что ты меня не уволишь, я могу спокойно сказать: черт, нет! - Она налепила на лицо фальшивую жизнерадостную улыбку и добавила: - А теперь, если это все…
Не дожидаясь его реакции, она повернулась и направилась к двери. К счастью, мистер Веббер большую часть дня провел на совещаниях и не спросил у нее, что она делала в кабинете Грейсона. А она не собиралась делиться с ним информацией. Девятью часами позже, кода закончился ее рабочий день, ее голова уже раскалывалась. Пара таблеток аспирина, бокал вина и очередная серия любимого сериала еще могут как-то спасти ее день.
Когда Надя выходила из лифта в полупустой вестибюль, зазвонил ее мобильный телефон. Она улыбнулась, зная, кто звонит.
- Я уже выхожу, - сказала она брату вместо приветствия. - И я буду готовить спагетти с фрикадельками, - добавила она, поскольку любимым вопросом ее брата был «Что у нас на ужин?».
Эзра рассмеялся, и она отчетливо представила себе его широкую беззаботную улыбку и сверкающие темные глаза. Судя по его добродушным манерам, никто бы не поверил, что он вырос в том же доме, что и она, с той же нерадивой матерью. И что в свои семнадцать лет он уже повидал много такого, чего не следовало бы видеть ребенку.
И хотя у них была общая мать, они не знали, кто был его отцом, равно как и Надиным. Наде скорее повезло бы выиграть в лотерее, чем узнать имя своего отца. У нее и у Эзры были одинаковые карие глаза и схожие черты лица, доставшиеся им от их белой матери. Но смуглая кожа и вьющиеся волосы Нади намекали на то, что ее отцом был испанец или даже представитель другой расы. А волосы Эзры, более темные и сильнее вьющиеся, говорили о том, что его отец был афроамериканцем. Но для Нади это не имело никакого значения. Эзра был ее братом, и они были связаны кровью и общим прошлым.
Она любила его так, словно сама родила его. И с такой же страстью оберегала его.
- Вот видишь? Я даже не поэтому звоню тебе, но мне приятно это слышать. - Он снова рассмеялся, и Надя улыбнулась. - Я не мог ждать до тех пор, пока ты вернешься домой.
Я просто должен был позвонить тебе.
Надя замедлила шаг и остановилась около охранника. Ее сердце екнуло от волнения, а пальцы крепче сжали телефон.
- В чем дело? - выдохнула она.
- Меня приняли! - закричал Эзра. - Меня приняли в Йельский университет!
- О мой бог! - завопила Надя, забыв, где она находится. Охранник приподнял бровь, и она указала пальцем на телефон, который все еще прижимала к уху. - Его приняли в Йельский университет! - пояснила она, лишь ненамного сбавив громкость.
Охранник улыбнулся, и она показала ему большой палец.
- С кем ты разговариваешь? - поинтересовался Эзра. - Только не говори мне, что ты только что сказала совершенно незнакомому человеку, что твоего маленького брата приняли в университет.
- Это не совсем незнакомый человек, - фыркнула Надя, а потом хихикнула. - Ну ладно, почти незнакомый. Но он тоже рад за тебя, Эзра, - пробормотала она. Гордость, радость и всепоглощающая любовь переполнили ее сердце. - Я так счастлива! Так горда! Ты первый человек в нашей семье, который будет учиться в университете. И не просто в университете. В Йельском!
