и смотрю на прядь волос, которую он держит, замечая, что использует только первые три пальца, а два других остаются слегка напряженными и согнутыми. Интересно, что случилось с его рукой?
— Итак, ты ждал меня, — говорю я. — Почему?
— Неужели в том, что я хочу пригласить красивую женщину на обед, кроется что-то плохое?
— Обычно это происходит после необходимых представлений, Курт. — Я ухмыляюсь. — Тебе есть что скрывать? Может, есть причина, по которой ты не хочешь назвать мне свое имя?
— Что я могу скрывать? — Он отпускает мои волосы и проводит пальцами в перчатках по коже предплечья, вызывая мурашки от возбуждения по всему телу.
— Я не знаю. Может, ты бывший уголовник? Политик, у которого дома жена и трое детей?
— У меня нет ни одного штрафа за превышение скорости. Ни жены, ни детей тоже нет.
— Почему? — Я приподнимаю бровь. — Сколько тебе лет?
— Тридцать четыре. Заводить жену и детей я никогда не планировал.
— И у тебя есть четкий план на все случаи жизни?
— Для большинства вещей — да. — Он смотрит мне в глаза. — Не хочешь ли ты подать заявление на должность жены?
Я смеюсь. Дело не в самом вопросе, а в том, как он был задан совершенно серьезным тоном.
— Извини, Курт. Я не совсем на рынке. Тебе придется поискать подходящую кандидатуру в другом месте.
— Ты что-то имеешь против брака? Боишься обязательств?
— Нет. — Я качаю головой в недоумении от того, что обсуждаю брак с человеком, с которым только что познакомилась. — У меня вполне обоснованный страх оказаться связанной обязательствами с мужчиной, которого я не люблю. Наверное, слишком много плохих примеров в моей семье. В свое время мы с сестрой Бьянкой договорились, что никогда не выйдем замуж. Собирались быть кошатницами, жить в доме, где пахнет мочой. — Я тянусь за своим капучино. — Это было до тех пор, пока она не нарушила свою часть сделки и не вышла замуж за страшного русского парня. После этого я по-настоящему изменила свой взгляд на брак.
— Как это?
— Странно, но я увидела, как хорошо это может быть. Они... как чертовы родственные души. Я никогда не видела двух людей, которые так чертовски любят друг друга. Они могли бы быть на открытке «Холмарк». — Я делаю глоток кофе. — Я не могу это объяснить. Тебе нужно увидеть их, чтобы понять.
— Ты тоже планируешь выйти замуж за страшного русского парня? — спрашивает он.
— Конечно, нет. — Я смеюсь. — Мне не нравятся страшные парни. Я хочу сказать, что не соглашусь на меньшее.
— А говорила, что ты не романтичная... — Он проводит пальцем по моему обнаженному предплечью и прослеживает линию до голубых вен на запястье. Клянусь, мое сердце по-настоящему пропускает удар.
— Может быть, да, немного. — Я пожимаю плечами, чувствуя, как его палец снова движется вверх, и пытаюсь подавить желание просто закрыть глаза и наслаждаться его прикосновениями.
— Тот парень снова к тебе приставал? — спрашивает он. — Тот, из бара?
— Рэнди? Не-а. Я слышала, что он внезапно уехал из города, даже не позвонил. Слава Богу.
— Хорошо. — Он кивает и проводит пальцем по тыльной стороне моей руки. — Еще что-нибудь новенькое?
— Кроме того, что происходит куча странных вещей? Нет.
— Каких странных вещей?
— Ну, можно начать с того, что я пошла на свидание с мужчиной, имени которого не знаю. — Я ухмыляюсь.
— Так это свидание?
— Это ты мне скажи.
— Может, и так. — Он берет меня за руку, поворачивает ее ладонью вверх и продолжает выводить узоры на моей коже. — Я не часто хожу на свидания, поэтому не совсем уверен, как это правильно назвать.
— Ты не ходишь на свидания? — Я вскидываю бровь.
— Нет. На самом деле, не думаю, что я когда-либо ходил на свидание. Может быть, в старших классах.
Я прыскаю со смеху.
— Ты меня обманываешь, да?
Он лжет. Должен. С таким внешним видом как у него наверняка женщины выстраивается в очередь толпами, чтобы броситься в его объятия. Он смотрит на мою руку, которую я вырвала из его руки, пока хохотала, и обхватывает пальцами мое запястье. Притянув его ближе, он продолжает выводить линии кончиком пальца. Линия любви, линия жизни, не знаю точно, которая из них какая.
— Что еще за странные вещи? — спрашивает он.
Я ошарашенно моргаю и качаю головой. Его прикосновения очень легкие, но они все равно вызывают мурашки на коже. И не только на руках. И я совершенно не планирую убирать руку.
— Ну, есть еще инцидент с цветами. Я до сих пор не знаю, кто их прислал.
— Да, я помню, ты говорила об этом. Что ты сделала со всеми цветами?
— Попросила ребят из прачечной больницы помочь мне отнести их в больницу Святой Марии. Мы разнесли цветы по палатам пациентов, находящихся на длительном лечении, — говорю я. — Некоторые я оставила себе. Не стоило, конечно, так как не знаю, кто их прислал, но они были слишком красивыми.
Он проводит пальцем вдоль моего предплечья.
— Что еще?
— Мой бывший вломился ко мне на прошлой неделе и пополнил мой холодильник. — Я поднимаю на него глаза. — Он говорит, что не делал этого, но я ему не верю.
Дэвид не очень-то склонен к отношениям. Мне кажется очень странным, что он пытался вернуться к отношениям подобным образом, но не могу представить никого другого, кто мог бы это сделать.
— Твой бывший? — спрашивает он. — Вы долго были вместе?
— С учетом всех перерывов и периодов... — Я думаю об этом. — Может быть, год.
Палец на моем предплечье замирает на мгновение.
— Год, — говорит он, затем продолжает свой узор. – Довольно долгий срок. Он живет поблизости?
— Да, но сейчас в Индии. На йога-ретрите, кажется, это так называется. Возможно, он послал кого-то, чтобы тот разобрался с холодильником для него. Почему ты спрашиваешь?
— Я слышал, что в Индии хорошо. Ему стоит подумать о том, чтобы остаться там. Здоровее будет.
Я щурю глаза.
— Почему? Из-за тропического климата?
Он снова перемещает пальцы на мою ладонь.
— Из-за воздуха.
Боже, как мне нравится
