кинув человека буквально в объятия нечисти.
Грудь Мокшаны, как ни странно, оказалась настоящей, но твёрдой, как скала, только с правой стороны был срезан кусок чешуи, который сейчас кровоточил белой слизью.
«Не иначе, силикон! — Мелькнула мысль. Да и губы, оказывается, у неё есть, — отметил при ближайшем рассмотрении Вадим, — огромные, только съехали в стороны, видно, не ко двору пришлись». Нечисть взвыла и собиралась уже загрызть свою жертву, но пока она торжествующе выла, Вадим успел вырваться и бросился к мешку. Фламберг он утерял, пистоль выпал, жизнь его висела на волоске, но оставался последний, совсем крохотный шанс закончить неравный бой в свою пользу.
У него оставался ещё кинжал, за ненадобностью завёрнутый в тряпки и лежащий на самом дне мешка. Его-то Вадим и хотел схватить. Ему повезло, и он успел это сделать до того, как приблизилась неуклюжая Мокшана.
Кинжал оказался на месте, он так и лежал на дне мешка, завёрнутый в тряпки. Резким движением, освободив его, Вадим бросился назад, стараясь не попасть в лапы монстра. Мокшана размахивала лапами с длинными когтями, разрывая воздух резкими ударами, заставляя Вадима уворачиваться, но с каждым разом делать это ему становилось всё труднее и труднее. А ещё у него стремительно немела левая щека. И неизвестно, чем всё закончится, ну да ничего.
Нужно просто подобрать подходящий момент и нанести единственный верный удар. Если не сможет, то на этом его песенка будет спета, и молодое тело сожрут эти старухи, выпив всю кровь без остатка.
Сблизившись с монстром в женском обличье, Вадим резко прыгнул к нему и, коротко размахнувшись, смог вонзить острый и узкий кинжал ровно в то место, где отсутствовала чешуя. Острое лезвие пробило остатки чешуи и проникло глубоко в тело.
— Агрххх! Аагрррааах!
Мокшана резко прижала к себе Вадима и что есть силы рванула когтями по его спине, буквально разорвав в клочья одежду и кожу. Вадим взвыл от боли, вторым ударом его отшвырнуло в сторону, но кинжал он так и не отпустил, а упал вместе с ним, вырвав из груди монстра. Из открытой раны монстра потоком хлынула кровь. Мокшана зашаталась и сделала шаг к Вадиму.
Вадим уже сумел подняться и, шатаясь, стал отступать к костру, возле которого валялся мешочек с порохом и кошель. Тяжелораненая Мокшана не собиралась сдаваться. Видя, что третий раунд битвы завис в неустойчивом равновесии, прятавшиеся заёвки и кикиморы снова полезли из всех кустов, повинуясь приказу раненого чёрта.
Вадим ещё оставался жив только благодаря стараниям и отварам старой ведьмы. Попадись он чёрту и остальной нечисти до посещения Старого леса, валялся бы уже давно в беспамятстве от одного только укуса змейки Мокшаны. А он продолжал сражаться дальше. Но полученные раны забирали все резервы его молодого организма. Ночное зрение помогло Вадиму найти потерянный в битве пистоль и даже успеть подхватить.
Его одежда на спине и боках вся промокла от крови, сочившейся из рваных ран. В голове шумело и гудело, как будто в ней внезапно разразился девятибалльный шторм. Вадим стал стремительно терять силы, что выходили с каждой каплей его крови. Ослабевшей рукой он поднял мешочек с порохом и стал щедро сыпать его в ствол и на полку пистоля, затем поднял кошель и вытряхнул из него все монеты также прямо в ствол.
Звонкое серебро, не попадая, просыпалось мимо, лишь пара-тройка более мелких денег, пополам с медью, свалились в чёрное жерло и застряли в стволе. Ну, да и этого должно хватить. Не заморачиваясь с пыжом, Вадим поднял пистоль и выстрелил в монстра практически в упор.
Гулкий выстрел разорвал ночную тишину, а яркий сноп огня, вырвавшись из ствола, на миг осветил картину происходящего действия. Мокшана пёрла напролом, стремясь поскорее разделаться со своим врагом. Вадим поднял руку с пистолем, прицелился и выстрелил. Две серебряные и три медные монеты, набрав ускорение, врезались в её череп, пробив его. Монстра качнуло назад, и тело, потеряв управление, стало медленно заваливаться, чтобы спустя пару мгновений полностью рухнуть на землю.
Истошный визг кикимор подтвердил её гибель и, повинуясь чувству мести и яростным призывам чёрта, они ринулись в последнюю атаку. Их осталось пятеро, и все они обладали когтистыми лапами и острыми, хоть и мелкими, зубами. Мелкими хищники от нежити, вот кем они оказались!
Выронив пистоль, Вадим схватился за кинжал, что валялся у ног. Ему становилось всё хуже и хуже. Кровь продолжала струйками стекать по спине, к горлу подкатывала дурнота и всё больше накрывала слабость.
— Надо держаться! — шептал он себе, принимая боевую стойку. — Я должен вернуться, должен вернуться! Я нужен, я нужен, я нужен!
В это время ближайшая кикимора с диким визгом набросилась на него, нанося беспорядочные удары лапами. Другие две последовали за ней, стараясь вцепиться в горло Вадима зубами. Самые осторожные стали подкрадываться сзади.
Первой напавшей достался жёсткий удар сверху вниз прямо в лицо, она даже завизжать не успела, но тут же Вадим оказался увешен двумя другими кикиморами. Вертясь, словно медведь, он пытался стряхнуть их с себя, но не успел этого сделать, как в бой кинулись последние две.
Совместными усилиями они свалили его наземь и принялись терзать всеми силами, разрывая одежду и пытаясь добраться до горла или сердца своей жертвы.
Кинжал по-прежнему был зажат в руках Вадима и он, не глядя, на ощупь принялся колоть им лёгкие тела нежити. Кикиморы оказались восприимчивы к обычной стали, а их когти и зубы не годились для быстрого умерщвления и, в конце концов, понеся потери, они отступили, оставив Вадима лежать на земле.
Весь истерзанный, но упрямый в своем желании выжить, он смог сесть, тяжело опираясь на кинжал, что ушёл при этом всем лезвием в сырую землю.
— Врёшь, не возьмёшь! Мне ещё возвращаться назад нужно, — говорил он вслух, — я вам докажу, что вы все говно полное: что нечисть, что нелюдь, что боги срамные, я докажу и покажу вам.
Он ещё много чего говорил, шатаясь из стороны в сторону, сидя на голой земле. Его стало тошнить, сердце гулко бухало в груди, стараясь вырваться наружу. Яд от укусов, когтей и общая кровопотеря доводили организм до изнеможения. Хотелось просто лечь на землю и забыть обо всём: о богах, о цели, о людях и нелюдях. Но что-то заставляло его не сдаваться.
Сознание плыло и двоилось, пробиваясь сквозь пелену мрака, который постепенно опускался на него. Внезапно Вадим понял, что ему мешало и даже несколько
