ВЕРА. Прощайте.
ФАРИА. Не думаю.
Вера и Тюремщик выходят. Фариа и Торговец сидят за столом. Андреев встал и сверху вниз говорит Ивану.
АНДРЕЕВ. То есть они ждали его пришествия тысячи лет, гонялись за ним по многим планетам и звездным системам. А Он… рядом оказался.
ИВАН. Хороший рассказ.
АНДРЕЕВ (смущенно, после колебаний). Это не мой.
ИВАН. Я так и понял.
Фариа и Торговец беседуют параллельно.
ТОРГОВЕЦ. Пошлейшая метафора. Насчет садовника и сада. Банальность. Но это привело к выбору Веры… Веры Николаевны.
ФАРИА. Свобода выбора, свобода выбора… Вы, разумеется, слышали о янсенистах.
ТОРГОВЕЦ. Разумеется, нет.
ФАРИА. Янсенисты считались основными противниками иезуитов.
ТОРГОВЕЦ. Отец Аввакум расстроится!.. Они же сто веков боролись с европейской нечистью, а оказалось, что не главные враги. Экий пердимонокль. Факап, я б сказал.
ФАРИА. В схоластике янсенистов, в противовес догмам официальной церкви, утверждается постулат божьей благодати, как единственной побудительной силы человека. Мы пришли к заключению (видит, что Торговец улыбается) да… мы. Мы. (Пауза). Не имеет человек свободы воли! По божьему помыслу свершается любой поступок. Все это приходит извне.
ТОРГОВЕЦ (недолго подумав). Поди знай, где кончается вне и начинается внутри. Разве то, что внутри не является частью этого вне? Электрический импульс в мозгу… И погнали. Ток создает магнитное поле, а поле… тоже как-то действует. (Пауза). Даже кожи нет. Если под микроскопом, то тут (оттягивает кожу на тыльной стороне ладони) ураган частиц, и не найти границы между рукой и воздухом. (Пауза). А если бы светлое будущее индейцам гуарани строили не иезуиты, а…
ФАРИА. Янсенисты. Не думаю, что вышло бы иначе.
Торговец уходит вглубь помещения. Фариа снова одевает красную кардинальскую шапку.
ИВАН (Андрееву). Рассказ по сути тривиальный. Ведь это давно говорят — Бог один, дороги к нему разные.
АНДРЕЕВ (жмет плечами). Говорят, да… Мне нравится, что по-другому: Бог говорит с людьми по-разному. На разном языке. То есть, с ребенком, юношей и взрослым мы говорим на разном языке. А я сумасшедший, со мной говорят, учитывая соответствующее миротношение и определенную ценность объекта — меня — зависящую от суммы компонентов.
ИВАН. И с разными народами — на разном языке.
АНДРЕЕВ. О, нет. Эти иллюзии! Народы… Этот дикий историко-культурный провинциализм! Его облекли в теорию, из дикости вывели нации, народы и страны. Это смешно, в конце концов. Наследие средневековой ограниченности и варварского эгоизма. Есть человечество… Развитие человечества, потребовало неимоверного количества труда — и его собственного, и Провиденциальных сил. Но ценность человечества невелика в сравнении с ценой архангела. Или демиурга, например.
Входит Тюремщик, говорит Андрееву.
ТЮРЕМЩИК. На выход, гражданин. Послабление режима. Мартовский указ до нас дошел.
АНДРЕЕВ (показывает на Ивана). А он?
ТЮРЕМЩИК. Кто? (Не видит). А. И невидимого друга забирай. Или кого? Домового. Хе-хе, камерного.
Андреев оглядывается, медленно идет к выходу. Тюремщик идет следом. Проходя мимо Фариа, Андреев достал крест Аввакума и надел через кардинальскую шапку на аббата.
АНДРЕЕВ. Единый храм воздвигнут будет. Пора. Сияющий, единый и всечеловечий. Переходят на новый язык, в новую церковь… люди. Человечество стало… мы стали лучше, мы заслужили новой жизни (идет, выходит в дверь)
ТЮРЕМЩИК (сделал несколько шагов, говорит в спину Андрееву). И ничего не заслужили. Не изменились ни на чуть. (В сторону). Печально. Но не заслужили.
ЗАНАВЕС
